яет само себя? Я ведь ниче-
го не знаю об истории развития Шекспира, а между тем
понимаю «Гамлета» настолько, насколько мы можем по-
нимать то, что восхищает нас! Разве для того, чтобы по-
нять Макбета, надо прочитать и «Отелло»? «Гамлет» —
это совершенно особый мир. «Из тех драм британского поэ-
та,— говорит Л. Берне,— которые относятся не к исто-
рии н не к преданиям Англии, «Гамлет» — единственная,
происходящая на северной почве, под северным небом...
«Гамлет» — это колония шекспировского духа, лежащая
в другом поясе, обладающая другой природой и управля-
емая совсем другими законами, чем метрополия» (16,
с. 859). Вот эти совсем другие законы и надо вскрыть
критику. Однако вскрыть их, показать их действие — во-
все не значит перевести их на язык логических понятий,
изъяснить их; надо, дать только почувствовать их дейст-

 
Приложение	351
вне, их чудодейственное влияние на ход событий в дра-
ме. Перефразируя слова Рихарда Вагнера, сказанные им
о музыке, но равно приложимые ко всем видам искус-
ства, можно сказать: трагедия (и «Гамлет», в частно-
сти) — «сама идея мира, так что тот, кто мог бы вполне
выразить трагедию (музыку) в понятиях, тот дал бы
вместе с тем и философию, объясняющую мир». Но выра-
зить трагедию в понятиях, как и музыку, — значит убить
ее. Надо принять эту «идею мира», выраженную именно
в трагедии (или музыке). Это и есть задача настоящего
понимания искусства. Но здесь мы опять натыкаемся на
поставленный выше вопрос о невыразимости, неизречен-
ности художественного впечатления. Ввиду того что жа-
лоба подобного рода из уст критика слышится чуть ли
не впервые, мы полагаем не лишним остановиться в за-
ключение этих строк именно на этом. Здесь надо разли-
чать, если можно так сказать, «две невыразимости» —
две стороны одного и того же вопроса. Первая — это не-
выразимость самой идеи «Гамлета», ее неуловимость для
слова. Идея трагедии, законы, действующие в ней (и,
следственно, идея мира и законы мира в истолковании
искусства), — вечно останутся тайной, неодолимо влеку-
щей, но безнадежно закрытой навеки для человеческого
сознания. Возможно в трагедии не ее постижение (рас-
крытие), а ощущение. Сама же трагедия навсегда оста-
нется под знаком вопроса, проблемы. «Такая пьеса, как
«Гамлет», — признается Гёте, — чтобы там ни говорили,
все-таки тяготит душу, как мрачная проблема» (145, S.
593). «Это загадочное произведение похоже на ирра-
цио'нальные уравнения: в них от неизвестных величин
постоянно остается дробь, которую нельзя разрешить ника-
ким образом» (160, S. 146). На темноте пьесы останавли-
ваются почти все: и Брандес, и Тен-Бринк, и Фишер, и
Берне и пр. Толстой, Вольтер, Рюмеллн и другие «отри-
цатели» трагедии прямо говорят о том же, но оценивают
это иначе: они называют это непонятностью, бессмыслен-
ностью и путаницей в пьесе. Мы вовсе не думаем припод-
нять ту завесу, перед которой мы стоим, взирая на Гам-
лета, говоря образами Гесснера, обнажить лики героев
этой «трагедии масок»; не думаем приподнять тот флер,
который, по прекрасному слову Берне, висит над карти-
ной, но который нельзя отбросить, так как он нарисован
на самой картине (16, с. 861).
 
352	Л. С. Выготский. Психология искусства
Здесь — «невыразимость» 81 первая. Вторая — это не-
выразимость собственного впечатления, может быть, про-
сто неумение писать. В то время как невыразимость пер-
вая вполне законна и необходима, вторая составляет под-
линно «муки слова», происходящие из того, что и здесь
разверзается «бездна, разделяющая мысль от выраже-
ния» (В. Ф. Одоевский, «Русские ночи»). В прекрасном
рассказе Аполлона Григорьева «Великий трагик» автор
рассказывает о своей «несчастной страсти» к гитаре,
история которой до некоторой степени и есть история
этого труда. Эта «несчастная страсть» к инструменту
(«очень не легко дающемуся, несмотря на все мои труды
и усилия, приводившие в глубокое отчаяние всех моих
домашних и всех московских друзей и поныне, рано или
поздно, но постоянно успевающие приводить в некоторое
остервенение хозяев различных квартир и отелей, в ко-
торых случается мне жить за границей») происходила
из глубокой внутренней причины: «Есть безнадежные
страсти, и они с летами бе