мы открываем два направления внутри одного и
того же действия, в новелле — один план фабулы и дру-
гой план сюжета, то в трагедии мы замечаем еще один
новый план: мы воспринимаем события трагедии, ее ма-
териал, затем мы воспринимаем сюжетное оформление
этого материала и, наконец, третье, мы воспринимаем
еще один план — психику и переживания героя. И так
как все эти три плана относятся в конце концов к одним
и тем же фактам, но только взятым в трех разных отно-
шениях, естественно, что между этими планами должно
существовать внутреннее противоречие, хотя бы для того,
чтобы наметить расхождение этих планов. Чтобы понять,
как строится трагический характер, можно воспользо-
ваться аналогией, и эту аналогию мы видим в той психо-
логической теории портрета, которую выдвинул Христи-
ансен: для него проблема портрета заключается раньше
всего в вопросе, каким образом портретист передает на
картине жизнь, как он заставляет жить лицо на портрете
и как он достигает того эффекта, который присущ одному
только портрету, именно то, что он изображает живого
человека. В самом деле, если мы станем искать отличие
портрета от картины, мы никогда не найдем его ни в ка-
ких внешних формальных и материальных признаках.
Мы знаем, что картина может изображать одно какое-
нибудь лицо и на портрете могут быть изображены не-
сколько лиц, портрет может включать в себя и пейзажи
и натюрморт, и мы никогда не найдем различия между
картиной и портретом, если за основу не возьмем именно
ту жизнь, которая отличает всякий портрет. Христиансен
берет за исходный пункт своего исследования тот факт,
что «неодушевленность стоит во взаимной связи с про-
странственными размерами. С величиной портрета воз-
растает не только полнота его жизни, но и решительность

 
Анализ эстетической реакции	241
ее проявлений, прежде всего спокойствие ее походки.
Портретисты знают по опыту, что более крупная голова
легче говорит» (124, с. 283).
Это приводит к тому, что наш глаз отрешается от од-
ной определенной точки, с которой он рассматривает
портрет, что портрет лишается своего композиционного
неподвижного центра, что глаз блуждает по портрету
взад и вперед, «от глаза ко рту, от одного глаза к дру-
гому и ко всем моментам, заключающим в себе выраже-
ние лица» (124, с. 284).
Из различных точек картины, на которых останавли-
вается глаз, он вбирает в себя различное выражение
лица, различное настроение, и отсюда возникает та
жизнь, то движение, та последовательная смена неодина-
ковых состояний, которая в противоположность оцепене-
нию неподвижности составляет отличительную черту пор-
трета. Картина всегда пребывает в том виде, как она
создана, портрет постоянно меняется, и отсюда его
жизнь. Христиансен формулировал психологическую
жизнь портрета в следующей формуле: «Это физиономи-
ческое несовпадение разных факторов выражения лица.
Возможно, конечно, и, кажется, рассуждая отвлечен-
но, даже гораздо естественнее заставить отражаться в
углах рта, в глазах и в остальных частях лица одно и то
же душевное настроение... Тогда портрет звучал бы в
одном-едином тоне... Но он был бы как вещь звучащая,
лишенная жизни. Поэтому-то художник дифференцирует
душевное выражение и дает одному глазу несколько иное
выражение, чем другому, и в свою очередь иное складкам
рта и так повсюду. Но простых различий недостаточно,
они должны гармонически относиться друг к другу...
Главный мелодический мотив лица дается отношением
рта и глаза друг к другу: рот говорит, глаз отвечает, в
складках рта сосредоточивается возбуждение и напря-
женность воли, в глазах господствует разрешающее спо-
койствие интеллекта... Рот выдает инстинкты и все, чего
хочет достигнуть человек; глаз открывает, чем он сде-
лался в реальной победе или в усталой резиньяции...»
(124, с. 284-285).
В этой теории Христиансен толкует портрет как дра-
му. Портрет передает нам не просто лицо и застывшее в
нем душевное выражение, а нечто гораздо большее: он
передает нам смену душевных настроений, целую историю

 
242	Л. С. Выготский. Психология искусства
души, е