| |
зами Шекспира...
Здесь немало загадок и противоречий, но притягатель-
ная сила пьесы в значительной степени обусловлена са-
мою ее темнотой» (21, с. 38). Говоря о «темных»
книгах, Брандес находит, что такой книгой является
«Гамлет»: «Местами в драме открывается как бы про-
пасть между оболочкой действия и его ядром» (21,
с. 31). «Гамлет остается тайной, — говорит Тен-Бринк, —
но тайною неодолимо привлекательной вследствие на-
шего сознания, что это не искусственно придуманная,
а имеющая свой источник в природе вещей тайна» (102,
с. 142). «Но Шекспир создал тайну, — говорит Дау-
ден,— которая осталась для мысли элементом, навсегда
возбуждающим ее и никогда не разъяснимым ею впол-
не. Нельзя поэтому предполагать, чтобы какая-нибудь
идея или магическая фраза могла разрешить трудности,
представляемые драмой, или вдруг осветить все то, что
в ней темно. Неясность присуща произведению искус-
ства, которое имеет в виду не какую-нибудь задачу, но
жизнь; а в этой жизни, в этой истории души, которая
проходила по сумрачной границе между ночною тьмою и
дневным светом, есть... много такого, что ускользает от
всякого исследования и сбивает его с толку» (45, с. 131).
Выписки можно было бы продолжить до бесконечно-
сти, так как все решительно критики, за исключением
отдельных единиц, останавливаются на этом. Хулители
Шекспира, как Толстой, Вольтер и другие, говорят то
же самое. Вольтер в предисловии к трагедии «Семира-
мида» говорит, что «ход событий в трагедии «Гамлет»
представляет из себя величайшую путаницу», Рюмелин
Анализ эстетической реакции 209
говорит, что «пьеса в целом непонятна» (см. 158, с. 74—
97).
Но вся эта критика видит в темноте оболочку, за
которой скрывается ядро, завесу, за которой скрывается
образ, флер, который скрывает от наших глаз карти-
ну. Совершенно непонятно, почему, если «Гамлет» Шек-
спира есть действительно то, что говорят о нем крити-
ки, он окружен такой таинственностью и непонятностью.
И надо сказать, что эта таинственность часто бесконечно
преувеличивается и еще чаще основывается просто на
недоразумениях. К такого рода недоразумениям следует
отнести мнение Мережковского, который говорит:
«Гамлету тень отца является в обстановке торжествен-
ной, романтической, при ударах грома и землетрясе-
нии... Тень отца говорит Гамлету о загробных тайнах,
о боге, о мести и крови» (73, с. 141). Где кроме опер-
ного либретто, можно вычитать это, остается совершенно
непонятным. Нечего и прибавлять, что ничего подобного
в настоящем «Гамлете» не существует.
Итак, мы можем отбросить всю ту критику, кото-
рая пытается отделить загадочность от самой трагедии,
снять флер с картины. Однако любопытно посмотреть,
как отзывается такая критика о загадочности характе-
ра и поведении Гамлета. Берне говорит: «Шекспир — ко-
роль, не подчиненный правилу. Будь он как и всякий
другой, можно было бы сказать: Гамлет — лирический
характер, противоречащий всякой драматической обра-
ботке» (16, с. 404). То же несоответствие отмечает
Брандес. Он говорит: «Не надо забывать, что этот дра-
матический феномен, герой, который не действует, до
известной степени требовался самою техникой этой
драмы. Если бы Гамлет убил короля тотчас по получе-
нии откровения духа, пьеса должна была бы ограни-
читься одним только актом. Поэтому положительно было
необходимо дать возникнуть замедлениям» (21, с. 37).
Но если бы это было так, то это означало бы просто,
что сюжет не годится для трагедии, и что Шекспир ис-
кусственно замедляет такое действие, которое могло бы
быть окончено сразу, и что он вводит лишних четыре ак-
та в такую пьесу, которая могла бы прекрасно уместить-
ся в одном-единственном. То же отмечает Монтегю, ко-
торый дает прекрасную формулу: «Бездействие и пред-
ставляет действие первых трех актов». Близко очень к
210 Л. С. Выготский. Психология искусства
тому же пониманию подходит Бекк. Все он объясняет из
противоречия фабулы пьесы и характера героя. Фабула,
ход действия, принадлежит хронике, куда влил сюжет
Шек
|
|
