ологических и психических процессов. Религиозные переживания не нечто 
случайное или только отражающее общественные отношения: они имеют определенные 
значения во всей целостной системе личности, в обшей "иерархии ценностей" в 
жизни личности. Больше того, личная духовная сфера мыслится как доминирующая и 
находящаяся в определенных отношениях с душевной и биологической. Современная 
религиозная психология признает диалектическое и динамическое отношение с Богом 
как одно из важнейших измерений личности. Именно на почве такого синтетического 
учения о личности человека ("персоналистическая антропология"), учитывающего 
все слои бытия, возникают плодотворные отношения между теологом, психиатром и 
психологом, и устанавливаются правильные отношения между наукой и религией (Н. 
Нейман).
    Естественно, что в научной области эта концепция еще не может считаться 
завершенной, она только развивается, и поэтому плодотворна в науке. В ней мы 
находим много близкого и созвучного с учением православных богословов и отцов 
церкви, для которых личность человеческая имеет неповторимую вечную ценность, 
абсолютно незаменимую в полном смысле слова. И эта вечная ценность человека не 
умирает в смысле полного уничтожения. Дух его переходит в иную сферу бытия, из 
одной форму существования в другую, бесконечно более великую.
Трихотомическое понимание строения личности в христианской антропологии.
    Весь многовековым религиозный опыт богословского и практического подхода к 
человеческой личности в христианстве пронизан идеей трихотомического строения 
личности, раскрытия в ней не только духовного, но и душевного и телесного 
(биологического "природного") пластов бытия. Как у древних, так и у современных 
отцов и учителей церкви мы неизменно обнаруживаем внимание ко всей личности в 
целом, не только к духу и душе человека, но и к телу, участие которого в 
религиозном опыте признается, как аксиома. Христианская антропология 
православного святого Григория Паламы (XIX век), как и христианская по своей 
природе педагогика К. Ушинского (XIX век) стоится на основе понимания в 
человеке дифференцированных проявлений духа, души и тела. 
    Напомним, что основной труд К. Ушинского — "Педагогическая антропология" — 
состоит из трех томов:
1. Воспитание тела.
2. Воспитание души.
3. Воспитание духа. 
    Единство и гармония всех сторон человеческой личности считается признаком 
здоровой личности, состояние, которое дано было человеку в его первозданной 
чистоте, затем было утеряно в результате пренебрежения законами духовной жизни 
и теперь является заданным человеку, искомым состоянием: "чтобы ваш дух, душа и 
тело были совершенны во всей полноте и без всякого недостатка". Это завещание 
апостола Павла проходит через все века. Вот несколько примеров. Никодим 
Святогорец (VII) пишет: "Дух твой, ищущий Бога небесного, да властвует над 
душою и телом, назначение которых устроить временную жизнь". Для Макария 
Великого, подвижника IV века, была очевидна наша зависимость от 
психофизического организма (мы теперь скажем от конституции или от типа высшей 
нервной деятельности). Он пишет: "У преуспевающих в духовной жизни естество 
остается прежним: человеку суровому оставляется его суровость, а уступчивому 
его уступчивость... иной по естеству будучи суровым предает свою волю Господу, 
и приемлет его Бог, а естество пребывает в своей суровости. А иной добронравен, 
скромен и добр, посвящает себя Богу и его приемлет Господь".
    Но это не значит, что проявления этих природных особенностей остаются в 
духовной жизни неизменными: они "хотя и остаются прежними в своем существе, но 
в своих проявлениях изменяются под влиянием духовной жизни". Он приводит два 
примера разного осуществления заповеди милосердия у человека с мягким 
характером и сурового: один по мягкости утомляет грешника и зовет к покаянию, 
другой — суровый — "наказывает согрешившего, сообразуясь с его силами, и следит 
за действие наказания и ждет покаяния". Широко известен его рассказ о различных 
проявлениях покаяния у двух монахов с различным характером: они изменили 
монашескому обету, ушли в мир и стали жить по обычаям мирской жизни, а потом 
раскаялись и просили братию вернуть их в монастырь. Им был назначен годичный 
срок испытания. Вернувшись через год они дали отчет: один весь год горько 
плакал о содеянном, другой весь год радовался, от какой беды и падения избавил 
его Господь. Когда монахи отчитались братии, как они провели этот год, оба они, 
пережившие покаяние явно различно в зависимости (как мы скажем теперь) от своей 
"конституции", "темперамента", были признаны "равно достойными" вернуться в 
монастырь.
    Более близкое к нам время — ХIХ век — описание жизни старцев-отшельников на 
острове Валааме дает убедительные примеры разных характеров и темпераментов. 
Напомним два примера: один отшельник выбрал для своей келий северную сторону 
острова, на берегу тенистой бухты, заросшей вековыми соснами, где никогда не 
было солнца. Он питался сухарями и водой, не общался с людьми, соблюдал обет 
молчания, не принимал гостей, ходил в темной одежде, пренебрегал правилами 
гигиены и т. д. Другой избрал для себя южную бухту, окруженную светлыми 
березами, расчистил кусочек земли, разводил огород, имел небольшой пчельник, 
любил пить чай с медом и охотно принимал и угощал приезжих гостей, летом носил 
белый подрясник, был всегда очень опрятен, весел, жизнерадостен, любил петь 
высоким тенором молитвы. Посещавшие его гости, покидая на лодке его бухту, 
долго еще слышали воспеваемые его звонким голосом любимые им гимны, 
прославляющие Богоматерь: "О тебе радуется, Благодатная, всякая тварь". 
Примечательно то, что в соборном сознании руководства монастырями на острове 
оба эти отшельника почитались, как "равно уважаемые". Такое же разнообразие 
характеров нашел отец Валентин Свентицкий, когда в 1913 году знакомился с 
отшельник