эти больные, узнавая от 
окружающих или от врачей о совершенных ими преступлениях против юридических 
законов и нравственных норм, приходят в недоумение, в ужас и сознают всю 
тяжесть своего антисоциального поведения, сожалеют о нем, то это служит 
признаком сохранности личности больного, способности критического отношения к 
болезни и гарантией того, что больной будет впредь выполнять все медицинские 
назначения и примет необходимость стационарного (и даже принудительного) 
лечения. Если же больной является верующим христианином, сознающим не только 
социальную, моральную, но и духовную ответственность за свои поступки, но он 
принесет покаяние за ПОСТУПКИ, совершенные даже и в бессознательном состоянии. 
Это будет выражением и доказательством правильной самокритической оценки своего 
поведения и сознания того, что "извнутрь, из сердца человеческого исходят злые 
помыслы" и "они оскверняют человека" даже и в состояниях сна и беспамятства. 
Когда поведение определяется биологическими, психофизическими, "природными 
процессами" (от естества по Иоанну Лествичнику), у такого человека, имеющего 
сознание ДУХОВНОЙ ответственности за свои поступки, совершенные даже и при 
помрачении сознания, священник не может отказаться принять покаяние. отпустить 
грехи (если нужно, то с наложением эпитимии), и это будет путем к правильной 
самооценке и восстановлению человеческого достоинства у больного, пришедшего в 
ужас или депрессию от сознания совершенного им.
    Отсутствие такого сознания является свидетельством либо далеко зашедшего 
эпилептического слабоумия, либо врожденного морального уродства, преморбидной 
патологии нравственного сознания и совести, что должно учитываться и врачами, и 
духовником в процессе их психотерапевтической и воспитательной работы с больным.
 Так было в одном случае бессмысленного, безмолвного и крайне жестокого 
убийства, совершенного эпилептиком в сумеречном состоянии. равнодушное 
отношение к преступлению по выходе из сумеречного состояния у молодого человека 
без явлений слабоумия вызвала недоумение у врачей. Когда же они, собрав все 
данные о развитии и жизни больного, обнаружили у него старое органическое 
заболевание мозга с задержкой развития высших качеств личности господством 
низших биологических потребностей, без каких либо интересов и моральных 
ценностей, это отсутствие моральной оценки стало понятным. Больной был признан 
невменяемым и ему было рекомендовано принудительное лечение в условиях строгой 
изоляции, как представляющему социальную опасность, совершившему преступление в 
сумеречном состоянии.
    Необходимость воспитания правильного критического отношения, социальной и 
моральной самооценки своего поведения, своих поступков и аномалии характера, в 
полной мере относится к приступам второго типа, протекающем без помрачения 
сознания, с сохранением воспоминаний о происшедшем. Эти приступы и аномалии 
характера имеют закономерную, определяемую внутренними, физиологическими 
процессами, смену фаз и динамику, которая покоряет волю больного, и во время 
приступа делает его неспособным справиться с "влекущей его силой аффектов и 
влечений". По критериям Иоанна Лествичника такие состояния и колебания 
настроения, неподвластные духовным воздействиям и непрекращающиеся от молитвы, 
происходят "от природы, от естества". И тем не менее, поскольку они проходят 
ясным самосознанием, с сохранением чувства "я", отнесенности этих переживаний к 
"я", и сохраняются в памяти больного, они входят в общую сумму отрицательного 
или положительного личностного опыта и, конечно, подлежат нравственной и 
духовной оценке. И борьба с ними должна вестись как врачебными и 
фармакологическими (лекарственными) средствами, так и, у верующего человека 
духовными методами, и прежде всего. выработкой правильного отношения к своему 
греху и своему человеческому достоинству.
    Этот вывод требует некоторого пояснения в свете положений, приведенных в 
первых главах Разделяя в человеке 3 сферы, 3 пласта его бытия, мы никак не 
должны забывать, что личность человека должна рассматриваться в единстве ее 
телесной и духовно-душевной организации. Митрополит Антонии (врач — хирург и 
психиатр по своему образованию и профессии) говорит так о значении тела в 
ДУХОВНОЙ жизни: "тело, даже мертвое, лежащее в гробу, это не только КУСОК 
поношенной одежды, которая должна быть отброшена, чтобы душа могла быть 
свободной. Для христианина тело нечто гораздо большее: нет ничего из того, что 
происходит с душой, в чем тело не принимало бы участия. Мы получаем все 
впечатления в этом мире, но также и в духовном мире частично через тело: вода 
крещения, хлеб и вино евхаристии, и т. д. взяты из материального мира. Мы не 
можем быть добрыми или злыми иначе, чем в союзе с нашим телом. С первого до 
последнею дня жизни тело остается со работником души во всех делах и вместе с 
душой составляет целостного человека. Оно по праву соединено с миром ДУХОВНЫМ, 
божественным". Достоевский лучше многих других знал, что стремления к духовным 
идеалам стоят человеку больших усилий. Преклоняясь перед свободой человеческого 
духа, он уважал естественные законы развития:
    "Что бы он не делал, на всякое дело он смотрел, как на выявление натуры". 
(Бурсов). Также он понимал и болезненные проявления в своих припадках и 
характере. Наверное, он не раз вместе с апостолом Павлом мог воскликнуть: 
"бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти". И, понимая 
болезненное происхождение, природную обусловленность ("от естества") как своих 
вспышек гнева и страсти, так и своих высоких минут озарения и счастья, он не 
освобождал себя от ответственности за состояние злобы, мрака и двойничества, не 
мог их отделить от "себя", раскаивался в них и вел с ними борьбу. Также он не 
мог отказаться от состояний счастья и высшего молитвенного раскрытия мира, 
природы и людей в минуты озарения: они обогащали его внутренний опыт и входили 
в общую иерархию ценностей, которыми он обладал. Не случайно, эти слова кня