никогда не держались у нее дольше 8-10 месяцев. Каждой вновь появившейся 
помощницей тетушка непременно восхищалась, расхваливала ее на все лады как 
некое сокровище, и клялась, что вот те¬перь наконец она нашла ту, кого ей надо. 
В течение следующих месяцев ее восторги остывали. Сначала она находила у бедной 
девушки мелкие недос¬татки, потом - заслуживающие порицания; а к концу 
упомянутого срока об¬наруживала у нее пороки, вызывавшие законную ненависть, - 
и в результате увольняла ее досрочно, как правило с большим скандалом. После 
этой раз¬рядки старая дама снова готова была видеть в следующей служанке 
истинно¬го ангела.
Я далек от того, чтобы высокомерно насмехаться над моей тетушкой, во всем 
остальном очень милой и давно уже умершей. Точно такие же явления я мог - 
точнее, мне пришлось - наблюдать у самых серьезных людей, способ¬ных к 
наивысшему самообладанию, какое только можно себе представить. Это было в плену.
 Так называемая "полярная болезнь", иначе "экспедиционное бешенство", поражает 
преимущественно небольшие группы людей, когда они в силу обстоятельств, 
определенных самим названием, обречены общаться только друг с другом и тем 
самым лишены возможности ссориться с кем-то посторонним, не входящим в их 
товарищество. Из всего сказанного уже яс¬но, что накопление агрессии тем 
опаснее, чем лучше знают друг друга чле¬ны данной группы, чем больше они друг 
друга понимают и любят. В такой ситуации - а я могу это утверждать по 
собственному опыту - все стимулы, вызывающие агрессию и внутривидовую борьбу, 
претерпевают резкое снижение пороговых значений. Субъективно это выражается в 
том, что человек на мельчайшие жесты своего лучшего друга - стоит тому 
кашлянуть или высмор¬каться - отвечает реакцией, которая была бы адекватна, 
если бы ему дал пощечину пьяный хулиган. Понимание физиологических 
закономерностей этого чрезвычайно мучительного явления хотя и предотвращает 
убийство друга, но никоим образом не облегчает мучений. Выход, который в конце 
концов нахо¬дит Понимающий, состоит в том, что он тихонько выходит из барака 
(палат¬ки, хижины) и разбивает что-нибудь; не слишком дорогое, но чтобы 
разле¬телось на куски с наибольшим возможным шумом. Это немного помогает. На 
языке физиологии поведения это называется, по Тинбергену, перенаправлен¬ным, 
или смещенным, действием. Мы еще увидим, что этот выход часто ис¬пользуется в 
природе, чтобы предотвратить вредные последствия агрессии. А Непонимающий 
убивает-таки своего друга - и нередко! 
5. ПРИВЫЧКА, ЦЕРЕМОНИЯ И ВОЛШЕБСТВО
Ты что - не знал людей,
Не знал цены их слов?
Гете 
Смещение, переориентация нападения - это, пожалуй, гениальнейшее средство, 
изобретенное эволюцией, чтобы направить агрессию в безопасное русло. Однако это 
вовсе не единственное средство такого рода; великие конструкторы эволюции - 
Изменчивость и Отбор - очень редко ограничивают¬ся одним-единственным способом.
Сама сущность их экспериментальной "игры в кости" позволяет им зачас¬тую 
натолкнуться на несколько вариантов - и применить их вместе, удваи¬вая и 
утраивая надежность решения одной и той же проблемы. Это особенно ценно для 
различных механизмов поведения, призванных предотвращать увечье или убийство 
сородича. Чтобы объяснить эти механизмы, мне снова придется начать издалека. И 
прежде всего я постараюсь описать один все еще очень загадочный эволюционный 
процесс, создающий поистине нерушимые законы, которым социальное поведение 
многих высших животных подчиняется так же, как поступки цивилизованного 
человека - самым священным обычаям и традициям.
Когда мой учитель и друг сэр Джулиан Хаксли незадолго до первой миро¬вой войны 
предпринял свое в подлинном смысле слова пионерское исследова¬ние поведения 
чомги, он обнаружил чрезвычайно занимательный факт:
некоторые действия в процессе филогенеза утрачивают свою собственную, 
первоначальную функцию и превращаются в чисто символические церемонии. Этот 
процесс он назвал ритуализацией. Он употреблял этот термин без ка¬ких-либо 
кавычек, т.е. без колебаний отождествлял культурно-исторические процессы, 
ведущие к возникновению человеческих ритуалов, с процессами эволюционными, 
породившими столь удивительные церемонии животных. С чис¬то функциональной 
точки зрения такое отождествление вполне оправданно, как бы мы ни стремились 
сохранить сознательное различие между историчес¬кими и эволюционными процессами.
 Мне предстоит теперь выявить порази¬тельные аналогии между ритуалами, 
возникшими филогенетически и культур¬но-исторически, и показать, каким образом 
они находят свое объяснение именно в тождественности их функций.
Прекрасный пример того, как ритуал возникает филогенетически, как он 
приобретает свой смысл и как изменяется в ходе дальнейшего развития, - 
предоставляет нам изучение одной церемонии у самок утиных птиц, так 
на¬зываемого натравливания. Как и у многих других птиц с такой же семейной 
организацией, у уток самки хотя и меньше размером, но не менее агрессив¬ны, чем 
самцы.
Поэтому при столкновении двух пар часто случается, что распаленная яростью утка 
продвигается к враждебной паре слишком далеко, затем пуга¬ется собственной 
храбрости и торопится назад, под защиту более сильного супруга.
Возле него она испытывает новый прилив храбрости и снова начинает уг¬рожать 
враждебной паре, но на этот раз уже не расстается с безопасной близостью своего 
селезня. 
В своем первоначальном виде эта последовательность действий совершен¬но 
произвольна по форме, в зависимости от игры противоположных побужде¬ний, 
стимулирующих утку. Временная последовательность, в которой преоб¬ладают боевой 
задор, страх, поиск защиты и новое стремление к нападению, легко и ясно 
читается по выразительным движениям утки, и прежде всего по ее положению в 
пространст