ны. От хищников олени-самцы тоже 
защищаются только пе¬редними копытами, а не рогами. Мнение, что расширенные 
глазничные от¬ростки на рогах северного оленя служат для разгребания снега, 
оказалось ошибочным. Они, скорее, нужны для защиты глаз при одном совершенно 
опре¬деленном ритуализованном движении, когда самец ожесточенно бьет рогами по 
низким кустам.
В точности к тем же последствиям, что и поединок соперников, часто приводит 
половой отбор, направляемый самкой. Если мы обнаруживаем у сам¬цов 
преувеличенное развитие пестрых перьев, причудливых форм и т.п., то можно сразу 
же заподозрить, что самцы уже не сражаются, а последнее сло¬во в супружеском 
выборе принадлежит самке и у кандидата в супруги нет ни малейшей возможности 
"обжаловать приговор". В качестве примера можно привести райскую птицу, 
турухтана, утку-мандаринку и фазана-аргуса. Сам¬ка аргуса реагирует на 
громадные крылья петуха, украшенные великолепным узором из глазчатых пятен, 
которые он, токуя, разворачивает перед ее глазами. Эти крылья велики настолько, 
что петух уже почти не может ле¬тать; но чем они больше - тем сильнее 
возбуждается курица. Число потом¬ков, которые появляются у петуха за 
определенный срок, находится в пря¬мой зависимости от длины его перьев. Хотя в 
других отношениях это чрез¬мерное развитие крыльев может быть для него вредно, 
- например, хищник съест его гораздо раньше, чем его соперника, у которого 
органы токования не так чудовищно утрированы, - однако потомства этот петух 
оставит столько же, а то и больше; и таким образом поддерживается 
предрасполо¬женность к росту гигантских крыльев, совершенно вопреки интересам 
сохра¬нения вида. Вполне возможно, что самка аргуса реагирует на маленькие 
красные пятнышки на крыльях самца, которые исчезают из виду, когда крылья 
сложены, и не мешают ни полету, ни маскировке. Но так или иначе, эволюция 
фазана-аргуса зашла в тупик, и проявляется он в том, что самцы соперничают друг 
с другом в отношении величины крыльев. Иными словами, животные этого вида 
никогда не найдут разумного решения и не "договорят¬ся" отказаться впредь от 
этой бессмыслицы.
Здесь мы впервые сталкиваемся с эволюционным процессом, который на первый 
взгляд кажется странным, а если вдуматься - даже жутким. Легко понять, что 
метод слепых проб и ошибок, которым пользуются Великие Конструкторы, неизбежно 
приводит к появлению и не-самых-целесообразных конструкций. Совершенно 
естественно, что и в животном и в растительном мире, кроме целесообразного, 
существует также и все не настолько нецеле¬сообразное, чтобы отбор уничтожил 
его немедленно. Однако в данном случае мы обнаруживаем нечто совершенно иное. 
Отбор, этот суровый страж целесо¬образности, не просто "смотрит сквозь пальцы" 
и пропускает второсортную конструкцию - нет, он сам, заблудившись, заходит 
здесь в гибельный ту¬пик. Это всегда происходит в тех случаях, когда отбор 
направляется одной лишь конкуренцией сородичей, без связи с вневидовым 
окружением.
Мой учитель Оскар Хейнрот часто шутил: "После крыльев фазана-аргуса, темп 
работы людей западной цивилизации - глупейший продукт внутривидово¬го отбора". 
И в самом деле, спешка, которой охвачено индустриализованное и 
коммерциализованное человечество, являет собой прекрасный пример 
неце¬лесообразного развития, происходящего исключительно за счет конкуренции 
между собратьями по виду. Нынешние люди болеют типичными болезнями биз¬несменов 
- гипертония, врожденная сморщенная почка, язва желудка, мучи¬тельные неврозы, 
- они впадают в варварство, ибо у них нет больше време¬ни на культурные 
интересы. И все это без всякой необходимости: ведь они-то прекрасно могли бы 
договориться работать впредь поспокойнее. То есть, теоретически могли бы, ибо 
на практике способны к этому, очевидно, не больше, чем петухи-аргусы к 
договоренности об уменьшении длины их перьев.
Причина, по которой здесь, в главе о положительной роли агрессии, я так 
подробно говорю об опасностях внутривидового отбора, состоит в сле¬дующем: 
именно агрессивное поведение - более других свойств и функций животного - может 
за счет своих пагубных результатов перерасти в нелепый гротеск. В дальнейших 
главах мы увидим, к каким последствиям это привело у некоторых животных, 
например у египетских гусей или у крыс. Но прежде всего - более чем вероятно, 
что пагубная агрессивность, которая сегодня как злое наследство сидит в крови у 
нас, у людей, является результатом внутривидового отбора, влиявшего на наших 
предков десятки тысяч лет на протяжении всего палеолита. Едва лишь люди 
продвинулись настолько, что, будучи вооружены, одеты и социально организованы, 
смогли в какой-то сте¬пени ограничить внешние опасности - голод, холод, диких 
зверей, так что эти опасности утратили роль существенных селекционных факторов, 
- как тотчас же в игру должен был вступить пагубный внутривидовой отбор. 
Отны¬не движущим фактором отбора стала война, которую вели друг с другом 
враждующие соседние племена; а война должна была до крайности развить все так 
называемые "воинские доблести". К сожалению, они еще и сегодня многим ка-
жутся весьма заманчивым идеалом, - к этому мы вернемся в последней главе нашей 
книги.
Возвращаясь к теме о значении поединка для сохранения вида, мы ут¬верждаем, что 
он служит полезному отбору лишь там, где бойцы проверяются не только 
внутривидовыми дуэльными правилами, но и схватками с внешним врагом. Важнейшая 
функция поединка - это выбор боевого защитника семьи, таким образом еще одна 
функция внутривидовой агрессии состоит в охране потомства. Эта функция 
настолько очевидна, что говорить о ней просто нет нужды. Но чтобы устранить 
любые сомнения, достаточно сослаться на тот факт, что у многих животных, у 
которых лишь один пол заботится о по¬томстве, по-настоящему агрессивны по 
отношению к сородичам представители именно этого пола или же их агрессивность 
несравненно сильнее. У колюшки
- это самцы;