старого дома, но вместо одной из стен там был пляж. Мы прогуливаемся по пляжу, 
и моя мать убеждает меня в том, чтобы зайти в воду. Я не хочу этого делать, но 
все же нахожу для нее маленький стульчик, и захожу в воду. Вода очень темная, и 
очень скоро, по мере того как я погружаюсь все глубже, до самых плеч, волны 
начинают превращаться в гранит. Я просыпаюсь, весь в поту и задыхаясь».
Этот образ гранитных волн, накрывающих его, впечатляющий образ ужаса, смерти и 
погребения помог нам понять его нежелание оставить свое детство и мать и 
полностью войти во взрослую жизнь.
Глава 44. Беседуйте о смысле жизни 
Все мы, человеческие существа, являемся созданиями, ищущими смысл. Созданиями, 
которые имели несчастье попасть в мир, лишенный внутреннего смысла. Одна из 
наших главных задач состоит в изобретении такого смысла, который был бы 
достаточно значим, чтобы поддержать жизнь и осуществить хитрый маневр отрицания 
нашего авторства этого смысла. Вместо этого мы приходим к заключению, что он 
уже был «вон там» в ожидании нас. Постоянно продолжающийся поиск значимых 
смысловых систем часто приводит к кризисам смысла.
Гораздо больше индивидов, чем осознают терапевты, прибегают к терапии из-за 
тревоги о смысле жизни. Юнг писал о том, что одна треть его пациентов 
консультировалась с ним по этой причине. Жалобы принимали самые различные 
формы: например, «Моя жизнь никак не обоснована», «У меня ни к чему нет 
страсти», «Почему я живу? С какой целью?», «Несомненно, в жизни есть некое 
более глубокое значение», «Я чувствую себя настолько опустошенным — телевизор 
каждый вечер заставляет меня сознавать, сколь бессмысленна, столь бесполезна 
моя жизнь»,
«Даже сейчас, в пятьдесят, я все еще не знаю, чем хочу заниматься, когда 
вырасту».
Однажды мне приснился сон (описанный мной в книге «Мамочка и смысл жизни»), в 
котором, борясь со смертью в больничной палате, я внезапно оказался на 
развлекательном парковом аттракционе (Комнате Ужасов). Как только повозка почти 
въехала в черную пасть смерти, я вдруг заметил мою мертвую мать в толпе 
смотрящих и позвал ее: «Мамочка, мамочка, ну как я тебе?»
Сон, и особенно мой крик — «Мамочка, мамочка, ну как я тебе?» — преследовал 
меня долгое время не из-за образов смерти во сне, но из-за его мрачного 
подтекста, относящегося к смыслу жизни. Я спрашивал себя, возможно ли то, что я 
потратил всю свою жизнь на единственную цель — получить одобрение моей матери? 
Из-за того, что у меня были напряженные отношения с матерью и я совершенно не 
ценил ее одобрение при жизни, этот сон был еще более животрепещущим.
Кризис смысла, отраженный в этом сне, подтолкнул меня взглянуть на свою жизнь 
под другим углом. В истории, которую я написал сразу же после этого сна, я веду 
разговор с призраком своей матери для того, чтобы залечить разрыв между нами и 
понять, как переплетались и противоречили друг другу смыслы наших жизней.
На некоторых эмпирических семинарах используются методики для стимулирования 
рассуждения о смысле жизни. Наверное, самым простым было бы спросить у 
участников, какую надгробную эпитафию они хотят увидеть на своих могилах. 
Большинство таких расспросов о смысле жизни приводит к обсуждению таких проблем,
 как альтруизм, гедонизм, преданность делу, производительность, творчество, 
самореализация. Многие чувствуют, что проекты смысла жизни приобретают более 
существенное значение, если находятся за пределами нашего «я» — иными словами, 
направлены на что-то или кого-то вне нас, например, любовь к благому делу, 
человеку, божественной сущности.
Недавний успех молодых миллионеров, сделавших состояния на высоких технологиях, 
часто порождает жизненный кризис, который может свидетельствовать о наличии 
систем смысла жизни, которые не выходят за пределы собственного «я». Многие 
такие индивиды начинают свою карьеру с незамутненным видением — делать ее, 
зарабатывать кучу денег, жить разнообразной жизнью, добиться уважения коллег, 
рано выйти на пенсию. И беспрецедентное число молодых людей на четвертом 
десятке поступают именно так. Но затем возникает вопрос: «Что теперь? Как же 
быть с остальной частью моей жизни — следующими сорока годами?»
Многие связанные с высокими технологиями молодые миллионеры, которых я встречал,
 продолжают делать все то же самое: организовывают новые компании, пытаются 
повторить свой успех. Зачем? Они говорят себе, что должны доказать, что это не 
чистое везение, что они могут делать это сами, без помощи партнера или 
наставника. Они поднимают планку. Чтобы почувствовать, что они сами и их семьи 
теперь обеспечены, они больше не нуждаются в одном или двух миллионах в банке — 
им нужно пять, десять, даже пятьдесят миллионов, чтобы почувствовать себя в 
безопасности. Они осознают бессмысленность и иррациональность получения еще 
больших денег, когда у них уже больше, чем они могут потратить за всю свою 
жизнь. Но это не останавливает их. Они осознают, что отнимают время, которое 
могли бы провести в своих семьях, со всем тем, что близко их сердцу, но они 
просто не могут бросить эту игру. «Деньги просто валяются там, — говорят они 
мне. — Все, что надо сделать, так это подобрать их». Они должны совершать 
сделки. Один настоящий предприниматель, занимающийся недвижимостью, рассказал 
мне о своем страхе, что он просто исчезнет, если остановится. Многие чувствуют 
скуку — даже самое слабое дуновение скуки гонит их обратно к игре. Шопенгауэр 
писал, что желание само по себе никогда не выполнимо — как только претворяется 
одно, появляется другое. И любая короткая отсрочка, период мимолетной 
пресыщенности немедленно перерастает в скуку. «Каждая человеческая жизнь, — 
сказал он, — мечется между болью и скукой».
В отличие от моего подхода к другим экзистенциальным первичным тревогам (смерти,
 изоляции, свободе), я нахожу, что лучше всего не подходить к смыслу жизни