|
мучительным образом конфронтировать со своей собственной смертью. Годы назад,
изучая феномен тяжелой утраты, я обнаружил, что многие из супругов, переживших
утрату, пошли дальше простого восстановления и возвращения на уровень жизни,
предшествующий утрате: они достигли нового уровня зрелости и мудрости.
В дополнение к смерти и утрате в курсе каждого вида терапии возникает множество
других возможностей для рассуждения, относящегося к проблеме смерти. Если же
такие проблемы никогда не возникают, я убежден, что пациент просто следует
скрытым установкам терапевта. Смерть и смертность образуют линию горизонта для
всех бесед о старении, физических изменениях, жизненных этапах и многих
значительных событиях жизни, таких, как основные годовщины, отправление детей в
колледж, феномен пустого гнезда, уход на пенсию, рождение внуков. Объединение с
группой может быть особенно действенным катализатором. Каждый пациент обсуждает
в то или иное время газетные заметки о несчастных случаях, преступлениях,
некрологах. А потом — ив каждом кошмаре есть явственный отпечаток смерти.
Глава 43. Как говорить о смерти
Я предпочитаю разговаривать о смерти напрямую и основываясь на фактах. В начале
терапевтического курса я считаю для себя обязательным познакомиться с мыслями
моих пациентов о смерти и задать такие вопросы, как: когда вы впервые осознали
смерть? С кем вы это обсуждали? Каким образом взрослые в вашей жизни отвечали
на ваши вопросы? Чьи смерти вы пережили? Посещали ли вы похороны? Религиозные
верования, рассматривающие смерть? Как ваше отношение к смерти изменилось в
течение вашей жизни? Яркие фантазии и сны о смерти?
Я подхожу к пациентам с острым страхом смерти одним и тем же непосредственным
образом. Спокойное основанное на фактах изучение очень часто оказывается
обнадеживающим. Часто бывает очень полезным проанализировать чувство страха и
спокойно спросить о том, что именно в смерти страшит пациента. Ответы на этот
вопрос обычно включают в себя страх самого процесса умирания, заботы об
оставшихся в живых, тревоги о загробной жизни (которые, тем самым, превращают
смерть в неограниченное сроком событие) и тревоги о забвении.
Если терапевты показывают свою собственную невозмутимость в обсуждении смерти,
их пациенты станут поднимать эту тему гораздо чаще. Например, Дженисс,
тридцатидвухлетней матери троих детей, два года назад удалили матку.
Озабоченная тем, чтобы иметь больше детей, она ревновала других молодых матерей,
была зла, когда ее приглашали на сборища друзей, и из-за глубокой черной
зависти окончательно разорвала все отношения со своей лучшей подругой, которая
была беременна.
Наши первые сеансы были посвящены ее неослабевающему желанию иметь больше детей
и тому влиянию, которое это желание оказывало на многие области ее жизни. На
третьем сеансе я спросил ее, может ли она представить, о чем бы она думала,
если бы не была постоянно поглощена мыслью о том, чтобы иметь больше детей.
«Позвольте мне показать вам», — сказала Дженисс. Она раскрыла свою сумочку,
вытащила оттуда мандарин, очистила его, предложила мне дольку (которую я
принял) и съела остальное.
«Витамин С, — сказала она, — я съедаю четыре мандарина в день».
«А почему витамин С так важен?»
«Оберегает меня от умирания. Умирание — вот ответ на ваш вопрос, вот о чем я бы
думала. Я все время думаю о смерти».
Смерть преследовала Дженисс с того времени, как ей исполнилось тринадцать.
Тогда умерла ее мать. Исполненная злобы к своей матери за то, что та заболела,
она отказалась посещать ее в больнице в последние недели ее жизни. Сразу после
этого она запаниковала, опасаясь, что кашель является симптомом рака легких, и
не принимала заверения реанимационных врачей. Из-за того, что ее мать умерла от
рака груди, Дженисс прилагала все усилия, обвязывала грудную клетку и спала на
животе для того, чтобы замедлить рост груди. Ее жизнь была отмечена тем, что
она предала свою мать, а потому она верила в то, что, посвящая себя детям, она
тем самым компенсировала бы отсутствие заботы о матери. Что в равной степени
было и гарантией того, что она сама не умрет в одиночестве.
Держите в уме также и то, что тревоги по поводу смерти очень часто выдаются за
сексуальные. Секс является великим нейтрализатором смерти, абсолютным жизненным
антитезисом смерти. Некоторые пациенты, особенно уязвимые перед лицом великой
угрозы смерти, внезапно становятся невероятно озабоченными мыслями о сексе.
(Существуют ТАТ [Тематические Апперцетивные тесты], которые демонстрируют
увеличивающееся сексуальное содержание у пациентов, больных раком). Французское
выражение, обозначающее оргазм — la petite mort («маленькая смерть»),
подразумевает оргазменную потерю себя, которая уничтожает боль раздельности —
одинокое Я исчезает в возникнувшем Мы.
Однажды я консультировал пациентку со злокачественным раком брюшной полости
из-за того, что она влюбилась в своего хирурга до такой степени, что ее
сексуальные фантазии вытеснили страхи, связанные со смертью. Когда ей, например,
было назначено очень важное МРИ (магнитно-резонансное исследование), где он
должен был присутствовать, мысли о том, что именно надеть, так занимали ее, что
она совершенно забыла, что ее жизнь висит на волоске.
Другой пациент, «вечный ребенок», математик-вундеркинд с огромным потенциалом,
оставался по-детски непосредственным и привязанным к матери и в свои взрослые
годы. Необычайно одаренный в области генерации блестящих идей, в
импровизированном мозговом штурме, в том, чтобы быстро схватить суть новых
запутанных сфер изучения, он никогда не мог принять решения закончить проект,
построить карьеру, семью или хозяйство. Страх смерти не был осознанным, но
вторгся в нашу беседу через один из его снов:
«Мы с матерью находимся в большой комнате, которая напоминает комнату нашего
|
|