группы; болезненный, но ценный процесс получения эффективной обратной связи о 
межличностных представлениях. Наконец, если вам настолько повезло, что вы 
оказались в сплоченной трудолюбивой группе, уверяю — вы никогда не забудете 
этот опыт и постарайтесь поделиться им с вашими будущими пациентами.
Глава 13. У терапевта множество пациентов; у пациента — один терапевт 
Очень часто мои пациенты жалуются на неравенство психотерапевтической ситуации. 
Они думают обо мне гораздо больше, чем я думаю о них. Я занимаю гораздо более 
значимую позицию в жизни пациентов, чем они — в моей. Если пациенты могли бы 
задать любой вопрос, который захотят, я уверен, что для многих это был бы 
вопрос: вы когда-нибудь думаете обо мне?
Существует немало способов рассмотрения данной ситуации. Для начала помните, 
что, хотя неравенство может раздражать некоторых пациентов, в то же самое время 
оно важно и необходимо. Мы действительно хотим казаться значимыми для пациента. 
Когда-то Фрейд обратил внимание на то, что терапевту очень важно стать 
настолько значительным в воображении пациента, что уже само взаимодействие 
между ними будет влиять на процесс симптоматологии пациента (другими словами, 
психоневроз постепенно начинает вытесняться неврозом переноса). Мы хотим, чтобы 
терапевтический час стал одним из наиболее значимых событий в жизни пациента.
Хотя в нашу задачу не входит разделаться со всеми сильными чувствами по 
отношению к терапевту, иногда, когда чувства переноса слишком подавлены, когда 
пациент настолько измучен чувствами к терапевту, некоторое уменьшение давления 
просто необходимо. Я склонен развивать изучение реальности, рассуждая о 
неотъемлемой терапевтической ситуации жестокости — основная природа соглашения 
диктует то, что пациент размышляет о терапевте гораздо больше, нежели наоборот: 
у пациента есть только один терапевт, в то время как у терапевта — много 
пациентов. Часто я нахожу полезной аналогию с учительницей, указывая на то, что 
у нее много учеников, но у учеников — только одна преподавательница, и потому, 
конечно же, ученики гораздо больше думают о своей учительнице, нежели она о них.
 Если у пациента был опыт учебы, это может быть уместно. Также могут быть 
приведены в пример и другие близкие профессии — например, врач, медсестра, 
научный руководитель.
Другой вариант, к которому я часто прибегаю, заключается в обращении к личному 
опыту психотерапевтического пациента: «Я знаю, насколько вам кажется 
несправедливым и неравным думать обо мне больше, чем я — о вас, вести со мной 
продолжительные разговоры между сеансами, зная, что я подобным образом мысленно 
не разговариваю с вами. Но такова природа этого процесса. Я испытывал то же 
самое во время своей терапии, когда я сидел в кресле пациента и мечтал, чтобы 
терапевт больше думал обо мне».
Глава 14. «Здесь-и-сейчас»: используйте, используйте, используйте 
«Здесь-и-сейчас» является важнейшим источником терапевтической силы, 
плодотворной почвой терапии, лучшим другом терапевта (а следовательно, и 
пациента). Настолько важным для плодотворной терапии выступает феномен 
«здесь-и-сейчас», что я остановлюсь на нем более подробно, чем на любой другой 
теме в этой книге.
«Здесь-и-сейчас» относится к непосредственным событиям терапевтического сеанса, 
к тому, что происходит здесь (в этом кабинете, в этих отношениях, в 
пространстве между вами и мной) и сейчас, в этот непосредственный момент. По 
существу, это аисторический подход, который помогает уделять меньшее внимание 
историческому прошлому пациента или событиям его или ее внешней жизни, не 
опровергая их важности.
Глава 15. Почему следует использовать «здесь-и-сейчас»? 
Логическое обоснование использования модели «здесь-и-сейчас» зиждется на 
нескольких основных соображениях: (1) на значимости межличностных отношений и 
(2) на идее терапии как социального микрокосма.
Для специалиста в области общественных наук и современного терапевта 
межличностные отношения столь важны, что втолковывать очевидное представляется 
риском ломиться в открытую дверь. Достаточно будет сказать, что, невзирая на 
нашу профессиональную точку зрения — изучаем ли мы дочеловеческих приматов, 
первобытные культуры, историю развития индивида или современные жизненные 
паттерны, — совершенно очевидно, что мы генетически социальные создания. В 
течение жизни окружающая нас межличностная среда — друзья, знакомые, учителя, 
так же, как и семья — влияет на становление нашей личности. Наш воображаемый 
образ строится на выраженных оценках, которые нам дают важные фигуры нашей 
жизни.
К тому же подавляющее большинство людей, нуждающихся в терапии, имеет 
фундаментальные проблемы во взаимоотношениях; в общем и целом люди впадают в 
отчаяние из-за неспособности создавать и развивать длительные и доставляющие им 
удовольствие межличностные отношения. Психотерапия, основанная на межличностной 
модели, направлена на удаление препятствий для удовлетворяющих взаимоотношений.
Второй постулат, что терапия — это социальный микрокосм — подразумевает, что, в 
конце концов (с условием, что мы не следуем протокольной структуре), 
межличностные проблемы пациента обнаружат себя в «здесь-и-сейчас» 
терапевтических взаимоотношений. Если в своей жизни пациент требователен или 
скромен, высокомерен или испуган, привлекателен, осуждает других или пытается 
их контролировать, или по какой-то иной причине плохо адаптируется в 
межличностных отношениях, все эти черты проявятся и во взаимоотношениях 
пациента и терапевта. Этот подход также, по существу, аисторичен: нет никакой 
необходимости углубленного изучения истории болезни, чтобы понять природу 
неадаптивных паттернов, потому что очень скоро они в ярких красках проявятся в 
«здесь-и-сейчас» терапевтического сеанса.