е внутренних отношений, связывающих значения с еще одной "образую-
щей" сознания - личностным смыслом.
   4. ЛИЧНОСТНЫЙ СМЫСЛ
   Психология издавна описывала субъективность,  пристрастность  челове-
ческого сознания. Ее проявления видели  в  избирательности  внимания,  в
эмоциональной окрашенности представлений, в  зависимости  познавательных
процессов от потребностей и влечений. В свое время Лейбниц  выразил  эту
зависимость в известном афоризме: "...если бы геометрия так же  противо-
речила нашим страстям и нашим интересам, как нравственность,  то  мы  бы
также спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам Эвк-
лида и Архимеда..."108
   Трудности заключались  в  психологическом  объяснении  пристрастности
сознания. Явления сознания  казались  имеющими  двойную  детерминацию  -
внешнюю и внутреннюю. Соответственно, они трактовались как якобы принад-
лежащие к двум разным сферам психики: сфере познавательных  процессов  и
сфере потребностей, аффективности. Проблема соотношения этих сфер -  ре-
шалась ли она в духе рационалистических концепций или в духе  психологии
глубинных переживаний - неизменно интерпретировалась с антропологической
точки зрения, с точки зрения взаимодействия разных по своей природе фак-
торов-сил.
   Однако действительная природа как бы двойственности явлений индивиду-
ального сознания лежит не в их подчиненности этим независимым факторам.
   Не будем вдаваться здесь в те особенности, которые  отличают  в  этом
отношении различные общественно-экономические формации. Для общей теории
индивидуального сознания главное состоит в том, что  деятельность  конк-
ретных индивидов всегда остается "втиснутой" (insere) в  наличные  формы
проявления этих объективных противоположностей, которые и  находят  свое
косвенное феноменальное выражение в их сознании, в его особом внутреннем
движении.
   Деятельность человека исторически не меняет своего  общего  строения,
своей "макроструктуры". На всех этапах исторического развития  она  осу-
ществляется сознательными действиями, в которых совершается переход  це-
лей в объективные продукты, и подчиняется побуждающим  ее  мотивам.  Что
радикально меняется, так это характер отношений, связывающих между собой
цели и мотивы деятельности.
   Эти отношения и являются психологически решающими. Дело  в  том,  что
для самого субъекта осознание и достижение им конкретных целей,  овладе-
ние средствами и операциями действия есть способ утверждения его  жизни,
удовлетворения и развития его материальных и духовных потребностей,  оп-
редмеченных и трансформированных в мотивах его деятельности.  Безразлич-
но, осознаются или не осознаются субъектом мотивы, сигнализируют ли  они
о себе в форме переживаний интереса, желания или  страсти;  их  функция,
взятая со стороны сознания, состоит в том, что они  как  бы  "оценивают"
жизненное значение для субъекта объективных обстоятельств и его действий
в этих обстоятельствах, придают им личностный смысл,  который  прямо  не
совпадает с понимаемым объективным их значением. При определенных  усло-
виях несовпадение смыслов и значений  в  индивидуальном  сознании  может
приобретать характер нестоящей чуждости между ними, даже их  противопос-
тавленности.
   В товарном обществе эта чуждость возникает необходимо и притом у  лю-
дей, стоящих на обоих общественных полюсах.  Наемный  рабочий,  конечно,
отдает себе отчет в производимом им продукте, иначе говоря, он выступает
перед ним в его объективном значении (Bedeutung), по крайней мере в пре-
делах, необходимых для того, чтобы он мог разумно выполнять свои  трудо-
вые функции. Но смысл (Sinn) его труда для него самого заключается не  в
этом, а в заработке, ради которого он работает. "Смысл двенадцатичасово-
го труда заключается для него не в том, что он ткет, прядет,  сверлит  и
т.д., а в том, что это - способ заработка, который дает ему  возможность
поесть, пойти в трактир, поспать"109. Эта отчужденность проявляется и на
противоположном общественном полюсе: для торговцев минералами,  замечает
Маркс, минералы не имеют смысла минералов110.
   Уничтожение отношений частной собственности уничтожает  эту  противо-
поставленность значений и смыслов в сознании индивидов; их несовпадение,
однако, сохраняется.
   Необходимость их несовпадения заложена уже в глубокой предыстории че-
ловеческого сознания, в существовании у животных двух видов чувственнос-
ти, опосредствующих их поведение в предметной среде. Как известно, восп-
риятие животных ограничено воздействиями, сигнально связанными  с  удов-
летворением их потребностей, хотя бы только  эвентуально,  в  возможнос-
ти111. Но потребности могут осуществлять функцию психической  регуляции,
лишь выступая в форме побуждающих объектов (и,  соответственно,  средств
овладения ими или защиты от них). Иначе говоря, в чувственности животных
внешние свойства объектов и их способность  удовлетворять  те  или  иные
потребности не отделяются друг от друга. Вспомним:  собака  в  ответ  на
воздействие условного пищевого раздражителя рвется к нему, лижет его112.
Однако неотделимость восприятия животными внешнего  облика  объектов  от
его потребностей вовсе не означает их совпадения. Напротив, в ходе  эво-
люции их связи становятся все более подвижными и до  чрезвычайности  ус-
ложняются, сохраняется лишь невозможность их обособления. Они разделяют-
ся только на уровне человека, когда во внутренние связи обеих этих  форм
чувственности вклиниваются словесные значения.
   Я г