лучай, когда объективно достигаемые промежуточные ре-
зультаты сливаются между собой и перестают сознаваться субъектом.
   Соответственно происходит дробление или, наоборот, укрупнение также и
"единиц" психических образов:  переписываемый  неопытной  рукой  ребенка
текст членится в его восприятии на отдельные буквы и даже на  их  графи-
ческие элементы; позже в этом процессе единицами  восприятия  становятся
для него целые слова или даже предложения.
   Перед невооруженным глазом процесс дробления  или  укрупнения  единиц
деятельности и психического отражения - как при внешнем наблюдении,  так
и интраспективно - сколько-нибудь отчетливо  не  выступает.  Исследовать
этот процесс можно, только пользуясь специальным анализом и объективными
индикаторами. К числу таких индикаторов принадлежит, например, так назы-
ваемый оптокинетический нистагм, изменения циклов которого, как показали
исследования, позволяют при выполнении графических  действий  установить
объем входящих в их состав двигательных  "единиц".  Например,  написание
слов на иностранном языке расчленяется на гораздо более дробные единицы,
чем написание привычных слов родного языка.  Можно  считать,  что  такое
членение, отчетливо выступающее на окулограммах, соответствует расщепле-
нию действия на входящие в его состав  операции,  по-видимому,  наиболее
простые, первичные79.
   Выделение в деятельности образующих ее "единиц" имеет  первостепенное
значение для решения ряда капитальных проблем. Одна из них - уже  затро-
нутая мной проблема единения внешних и внутренних по своей форме процес-
сов деятельности. Принцип или закон этого единения состоит  в  том,  что
оно всегда происходит точно следуя "швам" описанной структуры.
   Имеются отдельные деятельности, все звенья которых  являются  сущест-
венно - внутренними; такой может  быть,  например,  познавательная  дея-
тельность. Более частый  случай  состоит  в  том,  что  внутренняя  дея-
тельность, отвечающая познавательному мотиву, реализуется существенно  -
внешними  по  своей  форме  процессами;  это  могут  быть  либо  внешние
действия, либо внешне-двигательные операции, но никогда не отдельные  их
элементы. То же относится и к внешней деятельности:  некоторые  из  осу-
ществляющих внешнюю деятельность действий и операций могут  иметь  форму
внутренних, умственных процессов, но опять-таки именно и только либо как
действия, либо как операции - в их целостности,  неделимости.  Основание
такого, прежде всего фактического, положения вещей лежит в самой природе
процессов интериоризации и экстериоризации: ведь никакое  преобразование
отдельных "осколков" деятельности вообще невозможно. Это означало бы со-
бой не трансформацию деятельности, а ее деструкцию.
   Выделение в деятельности действий и операций не исчерпывает ее анали-
за. За деятельностью и регулирующими ее психическими образами открывает-
ся грандиозная физиологическая работа мозга. Само по себе положение  это
не нуждается в доказательстве. Проблема состоит в другом - в том,  чтобы
найти те действительные отношения, которые связывают  между  собой  дея-
тельность субъекта, опосредствованную психическим отражением, и физиоло-
гические мозговые процессы.
   Соотношения психического и физиологического рассматривается  во  мно-
жестве психологических работ. В связи с учением о  высшей  нервной  дея-
тельности оно наиболее подробно теоретически освещено  С.Л.Рубинштейном,
который развивал мысль, что физиологическое и психическое - это  одна  и
та же, а именно рефлекторная отражательная деятельность, но рассматрива-
емая в разных отношениях, и что ее психологическое исследование является
логическим продолжением ее физиологического исследования80. Рассмотрение
этих положений, как и положений, выдвинутых  другими  авторами,  выводит
нас, однако, из намеченной плоскости анализа. Поэтому, воспроизводя  не-
которые из высказывавшихся ими положений, я ограничусь здесь только воп-
росом о месте физиологических функций в структуре предметной деятельнос-
ти человека.
   Напомню, что прежняя, субъективно-эмпирическая психология ограничива-
лась утверждением параллелизма психических и физиологических явлений. На
этой основе и возникла та странная теория "психических теней", которая -
в любом из ее вариантов, - по сути,  означала  собой  отказ  от  решения
проблемы. С известными оговорками это относится и к последующим теорети-
ческим попыткам описать связь психологического и физиологического, осно-
вываясь на идее их морфности и интерпретации психических и физиологичес-
ких структур посредством логических моделей81.
   Другая альтернатива заключается в том, чтобы  отказаться  от  прямого
сопоставления психического и физиологического и продолжить  анализ  дея-
тельности, распространив его на физиологические уровни. Для этого, одна-
ко, необходимо преодолеть обыденное противопоставление психологии и  фи-
зиологии как изучающих разные "вещи".
   Хотя мозговые функции и механизмы составляют бесспорный предмет физи-
ологии, но из этого вовсе не следует, что эти функции и механизмы  оста-
ются вовсе вне психологического исследования, что "кесарево должно  быть
отдано кесарю".
   Эта удобная формула, спасая от физиологического редукционизма, вместе
с тем вводит в пущий грех - в грех обособления  психического  от  работы
мозга. Действительные отношения, связывающие между  собой  психологию  и
физиологию, похожи скорее на отношения физиологии и  биохимии:  прогресс
физиологии необходимо ведет к  углублению  физиологического  анализа  до
уровня биохимических процессов; с другой стороны, только развитие физио-
логии (шире - биологии) порождает ту особую проблематику,  которая  сос-
тавляет специфи