злой как собака. Тут вот кто-то из наших гулял по ЧАЩЕ ВСЕГО -- в 
самые дебри зашел, решил: была не была, и шасть -- прямо к логову!.. Ну, 
понятно: чем дальше влез, тем ближе вылез! Слышит -- богатырский пописк... Он 
возьми да и крикни: "Муравей-разбойник, разрешите я Вас познаю!" Так тот -- ни 
слова в ответ. Молчит и злится -- представляешь?
Петропавел изо всех сил старался сохранить серьезность:
-- Да как он хоть выглядит, этот Муравей-- разбойник?
Ой ли-Лукой ли принял церемонную позу и начал:
-- Народное воображение рисует его могучим и громадным -- о трехстах двенадцати 
головах и восьми шеях, с тремя когтистыми лапами, по-- крытыми чешуей речных 
рыб. Его грудь спрятана под панцирем пятисот восьмидесяти семи черепах, левое 
брюхо обтянуто кожей бронтозавтра, а правое...
-- Довольно-довольно, -- остановил лавину ужасов Петропавел. -- С народным 
воображением все понятно. А на самом-то деле он какой?
-- Да ты что, муравьев никогда не видел? -- удивился Ой ли-Лукой ли и, как 
показалось Петропавлу, поскучнел. -- Ну, черненький, должно быть, невзрачный 
такой, мелкий... Букашка, одним словом. Но суть не в том, каков он на самом 
деле, -- суть в том, каким мы его себе представляем. -- Ой ли-Лукой ли набрал в 
легкие воздуха, чтобы продолжить повествование, но Петропавлу удалось встрять:
-- Какой же смысл приписывать кому бы то ни было признаки, которыми он не 
обладает? В ответ Ой ли-Лукой ли произнес вот что:
-- Все-таки ты зануда. И ханжа. Можно подумать, сам ты никогда не приписывал 
никому признаков, которыми тот не обладает! В этом же вся прелесть -- видеть 
нечто не таким, каково оно на самом деле!
-- Что-то не нахожу тут особенной прелести, -- сознался Петропавел. -- Во 
всяком случае, сам я стараюсь этого не делать.
-- Но ведь делаешь? -- с надеждой спросил Ой ли-Лукой ли. -- Или ты никогда не 
был влюблен? Каждый ведь в кого-нибудь влюблен. Я даже знаю одного, который 
влюблен в Спящую Уродину, так вот он...
-- Боже мой, кто это? -- Петропавла ужаснула подробность имени.
-- Неважно! -- отмахнулся Ой ли-Лукой ли, -- он утверждает, что красивей ее нет 
никого на свете -- полный бред! Но, кроме того, он готов поклясться, что она 
самая чистая и светлая душа в мире. Не-- понятно, когда он успел это выяснить: 
на моей памяти -- а я старше его лет на... несколько! -- Спящая Уродина ни разу 
не проявляла вообще никаких качеств, ибо все время спала как убитая. Теперь 
подумай о той, в которую ты влюблен!.. Петропавел проницательно улыбнулся:
-- Той, в которую я влюблен, я ничего не приписываю. Я прекрасно отдаю себе 
отчет в том, что внешность у нее не фонтан и ума особенного нет, и вообще...
-- Ты или не влюблен, или дурак. Петропавел даже не успел оскорбиться -- так 
быстро, с ветки на ветку, исчез Ой ли-Лукой ли в ЧАЩЕ ВСЕГО, оставив после себя 
в воздухе обрывок странным образом видоизмененной "Песенки герцога":
Серьги красавицы - словно пельмени...
Глава 3. Сон с препятствиями
Петропавел долго тряс головой: дурацкая песенка про пельмени не вытряхивалась. 
Кажется, это она завела его сюда, откуда вообще уже не было выхода. Он сделал 
несколько проверочных бросков в разные стороны и обнаружил, что ветви деревьев 
со всех сторон сплелись намертво. Но хуже всего было другое: Петропавел давно 
уже не понимал, что такое "вперед" и что такое "назад". Чувство пространства 
исчезло полностью. Да и чувство времени -- тоже.
Последние силы ушли на то, чтобы вскарабкаться на дерево. Оказалось, что слева 
от него -- всего в каких-нибудь метрах десяти -- ЧАЩА ВСЕГО кончалась поляной 
подозрительно синего цвета. Сразу за поляной был горный массив. Его цвет не 
вызывал подозрений. По примеру Ой ли-Лукой ли прыгая с ветки на ветку, весь 
исцарапанный, Петропавел благополучно приземлился на синюю поляну.
Посередине поляны на пне сидело человеческое существо женского или мужского 
пола -- больше о существе этом по причине полной его неправдоподобности сказать 
было нечего. Лицо существа, выкрашенное белилами, смотрело в сторону Петропавла,
 но уловимого выражения не имело. Существо было завернуто в какую-то густую, -- 
скорее всего, рыболовную -- сеть, спадавшую до земли.
-- Здравствуйте, -- осторожно произнес Петропавел и получил в ответ хриплое: 
"Прикройтесь". Решив, что сейчас на него набросятся, он принял боксерскую, как 
ему показалось, стойку, но существо не двигалось. Тогда Петропавел, все поняв и 
смутясь, опустил глаза и увидел, что одежда его состояла теперь сплошь из 
прорех, сквозь которые светилось худое интеллигентное тело. Оставшиеся после 
скитаний по лесу лохмотья мало что прикрывали. Петропавел отвернулся и 
попробовал разложить лохмотья на теле так, чтобы было прилично. Прилично не 
получилось.
-- Где Вы взяли сеть? -- спросил он не оборачиваясь.
-- На побережье, -- ответили ему странно.
-- А побережье где?
-- У моря, -- ответили еще более странно.
Продолжая манипуляции с лохмотьями, Петропавел, чтобы выиграть время, 
придрался:
-- Почему поляна такого дикого цвета?
-- Нипочему. Это ЧАСТНАЯ ПОЛЯНА. В какой цвет хочу -- в такой и крашу.
По голосу собеседник мог быть либо женщиной с басом, либо мужчиной с тенором. 
Решив, что во втором случае можно не церемониться, Петропавел спросил напрямик:
-- Вы, простите за нескромный вопрос, какого пола?
-- Скорее всего, женского, -- с сомнением ответили сзади, окончательно сбив 
Петропавла с толку.
-- Нельзя ли поточнее? -- не очень вежливо переспросил Петропавел. -- В нашем 
положении это все-таки важно.
-- В вашем положении -- важно, а в моем нет, -- заметили в отве