|
знаешь ли ты это.) И ты никого не любила и ни с кем не проводила сеансов. Мои
родители тоже ненавидели меня; и Ганс, и Аня, и Вальтер тоже ненавидели меня,
все люди во всем мире ненавидели нас, даже люди, которые не знали нас, даже
мертвые люди. Итак, ты любила только меня, а я — только тебя, и мы всегда были
вместе. Все другие люди были очень богаты, а мы обе были очень бедны. Мы ничего
не имели, даже платьев не было у нас, потому что они все отняли у нас. Только
диван остался в комнате, и мы обе спали на нем. Но мы были очень счастливы друг
с другом. И тогда мы подумали, что у нас должен быть маленький бэби. Тогда мы
смешали большое и маленькое, чтобы сделать бэби. Но потом мы подумали, что
некрасиво делать из этого бэби. И мы начали смешивать лепестки цветов и другие
вещи, и это дало мне бэби, потому что бэби был во мне. Он оставался во мне
довольно долго (моя мама рассказывала мне, что бэби остаются очень долго в
своих матерях), а потому пришел доктор и вынул его, но я вовсе не была больна
(обыкновенно матери болеют, так сказала моя мама). Бэби был такой славный и
милый, и мы подумали, что и мы хотели бы быть такими милыми, и мы превратились
в совсем маленьких людей. Я была такая большая Т, а ты была такая большая Т.
(Это происходит, мне кажется, оттого, что мы выяснили, что я хотела бы быть
такой маленькой, как Вальтер и Ани.) И так как мы не имели ничего, то мы начали
строить дом из розовых лепестков, и кровати из розовых лепестков, и подушки, и
матрацы — все было сшито из розовых лепестков. Там, где оставались маленькие
отверстия, мы вставляли какие-то белые кусочки. Вместо обоев у нас было
тончайшее стекло, а на стенах были вырезаны разные узоры. Кресла тоже были
вырезаны из стекла, но мы были такими легкими, что кресла не ломались, и мы не
были слишком тяжелыми для них". (Я думаю, что моя мать потому не участвует в
этом сновидении, что я вчера была на нее сердита.) Затем следует еще подробное
описание мебели и домашней утвари. Она продолжала развивать, очевидно, в этом
направлении свой сон наяву до тех пор, пока не уснула. При этом она придает
большое значение тому, что наша бедность, о которой она говорила вначале,
совершенно исчезла под конец, и что мы
54
имели гораздо более красивые вещи, чем богатые люди, о которых она
упоминала. Однако, эта же пациентка рассказывает мне в другой раз, что
внутренний голос предостерегает ее относительно меня. Он говорит: "Не верь Анне
Фрейд. Она лжет. Она тебе не поможет, она сделает тебя еще более гадкой. Она
внесет перемену даже в твою внешность так, что ты станешь некрасивой. Все, что
она говорит тебе, неправда. Скажи, что тебе нездоровится, оставайся в постели и
не ходи к ней сегодня". Она заставляет этот голос умолкнуть и говорит, что она
должна будет рассказать все это во время сеанса. Другая маленькая пациентка в
период, когда мы обсуждаем вопрос о ее онанизме, видит меня во всевозможных
унизительных положениях, нищенкой, бедной старухой, а однажды она увидела меня
одну, стоящей посреди комнаты, и множество чертей, танцующих вокруг меня. Таким
образом, вы видите, что мы становимся, как и при анализе взрослых, мишенью, на
которую устремляются, смотря по обстоятельствам, положительные или
отрицательные побуждения пациентов. После этих примеров мы могли бы сказать,
что при детском анализе перенсе-ние осуществляется в достаточной мере. Тем не
менее нам предстоит разочарование именно в этой области аналитической работы.
Хотя ребенок поддерживает очень оживленную связь с аналитиком, хотя он
обнаруживает при этом очень много реакций, выработавшихся у него в результате
взаимоотношений со своими родителями, хотя в смене, интенсивности и выражении
своих чувств он дает нам важнейшие указания относительно формирования своего
характера, однако невроз перенесения как таковой у ребенка не возникает. Все вы
знаете, что я понимаю под этим. Взрослый невротик во время аналитического
лечения постепенно видоизменяет симптомы, по поводу которых он предпринял
лечение. Он отказывается от своих старых объектов, с которыми были связаны его
фантазии и фиксирует заново свой невроз вокруг личности аналитика. Мы говорим,
что он заменяет существовавшие до настоящего времени симптомы симптомами
перенесения, переводит свой невроз, каков бы он ни был, в невроз перенесения и
направляет теперь все свои анормальные реакции на новый объект перенесения, на
аналитика. На этой новой, привычной для аналитика почве, на которой он может
Лекция 3. Роль перенесения в детском анализе
55
вместе с пациентом проследить возникновение и рост отдельных симптомов,
на очищенном таким образом Операционном поле происходит затем окончательная
борьба, постепенное осознание болезни и раскрытие ее бессознательного
содержания. Мы можем указать две теоретические причины, в силу которых такое
течение болезни с трудом может быть осуществлено у маленького ребенка. Одна из
этих причин лежит в структуре детской личности, другая — в аналитике,
работающем с детьми. Ребенок не соглашается, подобно взрослому, на
"переиздание" своих любовных привязанностей, потому что — если можно так
выразиться — старое издание еще не разошлось. Его первоначальные объекты,
родители, существуют еще как любовные объекты, в реальности, а не в фантазии,
как это имеет место у взрослого невротика; между родителями и ребенком
существуют все взаимоотношения в пределах повседневной жизни, все радости и
горести переживаются реально и связаны еще с ними. Аналитик приходит в эту
ситуацию как новое лицо, и ему приходится, вероятно, делить с родителями любовь
или ненависть ребенка. Ребенок не испытывает необходимости заменить в своих
переживаниях родителей аналитиком; последний не доставляет ребенку -по
сравнению с первоначальными объектами — всех тех выгод, которые ощущает
взрослый пациент, заменяя фантастические объекты реально существующим лицом.
Вернемся теперь к методу Мелании Клейн. Она утверждает, что если ребенок
|
|