ревности со стороны каждого из них? Или как может учитель быть одновременно 
объектом страха, мишенью мятежных устремлений и в то же время близким другом 
каждого ребенка?
Не следует забывать, что тем временем эмоциональное сос-, тоянне ребенка 
изменилось; его отношения с родителями больше не могут оставаться такими же, 
как прежде. Детские побуждения стали слабеть в латентный период, страстные 
желания, преобладавшие в прошлом в отношении ребенка к родителям, угасли. И 
снова мы не знаем, сопутствует ли это изменение новой фазе развития или 
страстные требования любви постепенно затихли под влиянием неизбежных 
расстройств и разочарований.
В любом случае отношения между ребенком и родителями становятся спокойнее, 
теряют свою остроту. Родители предстают перед ребенком в более реальном свете, 
он перестает переоценивать отца, которого до этих пор считал всемогущим. Любовь 
к матери, близкая по степени своей интенсивности и ненасытности к взрослому 
чувству, переросла в нежность, которая не столь требовательна и не подлежит 
критике. В то же самое время ребенок пытается обрести некоторую свободу от 
родителей и начинает искать дополнительные объекты любви и восхищения. Ему 
предстоит процесс отделения, который будет продолжаться на протяжении всего 
латентного периода. Прекращение зависимости от предметов детской любви по 
достижении половой зрелости считается признаком удовлетворительного развития. 
Половое влечение, успешно пройдя все промежуточные стадии, приобретает взрослые 
формы и обращается к объекту любви вне семьи индивида.
Однако обретение независимости от объекта первой и самой важной любви проходит 
только с определенными оговорками. Это как если бы родители сказали: «Ты, 
конечно, можешь отделиться, но только если ты возьмешь нас с собой». Иначе 
говоря, влияние родителей не прекращается, когда ребенок отдаляется от них и 
даже когда его чувства по отношению к ним

затихают. Просто их влияние из внешнего становится внутренним. Нам известно, 
что маленький ребенок подчиняется воле родителей только в их присутствии, то 
есть когда он испытывает страх перед их непосредственным вмешательством. 
Наедине с самим собой он безо всяких колебаний следует лишь своим прихотям. Его 
поведение меняется после исполнения ему двух или трех лет. Даже если взрослый, 
которому он подчиняется, выйдет из комнаты, он будет помнить, что можно и чего 
нельзя, и будет вести себя соответственно. Мы говорим, что, кроме сил, влияющих 
на него извне, он развил в себе внутреннюю силу, или внутренний голос, 
руководящий его поступками.
В среде психоаналитиков не возникает сомнений по поводу происхождения этого 
внутреннего голоса — совести, как его обычно называют. Это продолжает звучать 
голос родителей, только теперь изнутри, а не снаружи, как это было прежде. 
Ребенок как бы вобрал в себя часть матери или отца, или по крайней мере 
повеления и запреты, исходившие от них, стали важной частью его самого. В 
процессе роста эти «внутренние родители» все больше перенимают запрещающую и 
требующую функцию родителей из внешнего мира и продолжают воспитание ребенка 
изнутри, даже без реальной родительской поддержки. Ребенок выделяет этому 
внутреннему авторитету почетное место в своем эго, считает его примером для 
подражания и нередко готов к рабскому подчинению ему, большему, чем в те 
времена, когда он подчинялся своим настоящим родителям.
Бедное это ребенка должно отныне стремиться к выполнению требований этого 
идеала — суперэго, как его называют в психоанализе. Когда ребенок не слушается 
его, он испытывает дискомфорт и чувство вины. Когда он действует в согласии с 
суперэго, он удовлетворен и доволен собой. Так как давние отношения между 
родителями и ребенком увековечиваются в бессознательном восприятии последнего, 
строгость или мягкость, преобладавшая в обращении родителей с ребенком, 
отражается во взаимоотношениях его эго и суперэго.
Возвращаясь к вышеизложенному утверждению, мы теперь можем сказать: ценой, 
которой ребенок обретает независимость от родителей, становится их слияние с 
его личностью. В то же время степень этого слияния определяется тщательностью 
воспитания.

50 Раздел I. Психоанализ раннего детства
Теперь несложно найти ответ на заданный ранее вопрос о разнице в воспитании 
детей в младшем возрасте и в латентный период.
Ребенок младшего возраста и его воспитатели противостоят друг другу как две 
враждующие силы. Родители хотят того, чего не хочет ребенок; ребенок хочет того,
 чего родители не хотят. Ребенок всем своим существом стремится к достижению 
своих целей; все, что могут сделать родители, — это прибегнуть к обещаниям, 
угрозам и силовым методам. Цели диаметрально про-,j тивоположны. Тот факт, что 
победу обычно одерживают родители, следует приписывать только их преимуществу в 
силе.
   В латентный период ситуация совершенно иная. Ребенок, теперь устраивающий 
взрослого, больше не является неделимым целым. Как мы уже знаем, внутри него 
произошел раскол. Даже если его эго иногда все еще преследует свои прежние цели,
 его суперэго, преемник родителей, выступает на стороне воспитателей. Пределы 
возможностей воспитания теперь определяются находчивостью взрослых. Они идут по 
неверному пути, если по отношению к ребенку в латентный период его развития 
ведут себя так, как если бы они находились в абсолютной оппозиции;
поступая так, они лишают себя серьезного преимущества. Что им следовало бы 
сделать — так это обнаружить раскол в душе ребенка и вести себя соответственно. 
Если им удастся заключить союз с суперэго ребенка, то победа в борьбе