|
ла этот процесс бархатным катком.
Бархатный каток – сравнительно новый метод и мы еще не все знаем о его тонких
моментах и о пределах его полезности; Он, очевидно, полезен с опытными
пациентами, в особенности с теми, кто попал в тиски жадности сознания или
упорного негативного восприятия самого.себя. В частности, мы нашли это очень
полезным процессом для самих себя. Пока мы концентрируемся на репликах, которые
возвещают позитивность и не оставляют пациенту ничего иного, мы можем весьма
внятно услышать собственное внутреннее оценочное бормотание, негативность и
желание делать умные замечания. Такой стиль работы создает прекрасную
возможность изменить эти тенденции.
Нетрудно догадаться, как можно соединить этот процесс переоценки с более
традиционными вмешательствами гештальттерапевте. Сдвиг настроения от мирного,
нетребовательного переоценивания к более энергичному качеству "делания"
классической гештальттерапии кажется иногда дисгармоничным, поэтому лучше эти
способы работы проводить большими сегментами, посвящая каждый значительный
раздел работы последовательно одному из способов, другой, следующий – другому.
Для целей обучения использование лишь одного из способов в каждом разделе
работы крайне предпочтительно. Кроме содержания реплик, сам тон работы
оказывает значительное воздействие на людей. Мы обнаружили, что этот тон влияет
на всю нашу работу в терапии и в обучении, даже когда мы используем различные
методы или обучаем различным методам.
Поначалу мне не приходило в голову, что "бархатный каток" имеет какое-то
отношение к гештальттерапии. Казалось, что он исходит из других оснований.
Однако, когда мы были уже готовы опубликовать статью о методе, я вдруг понял,
что это и есть гештальттерапия. Нечто в умиротворении и хорошем самочувствии,
которое появлялось в результате успешного применения этого подхода, напомнило
мне мои чувства в ранние дни работы с Фрицем, И когда я услышал в фильме, как
Фриц говорит о "пробуждении от кошмара", я понял, что это ощущение является
основным в гештальте, и что несмотря на все отходы в сторону и иное
использование, гештальт по существу всегда был "западным подходом к
Просветлению"
Есть и другая линия этого понимания. Не раз проводя гештальт-семинары по работе
со снами, я отдавался сильному ощущению, что сновидения и жизнь в них имеют
свою собственную реальность, далеко не сводящуюся к тому, чтобы служить
повседневному это источником информации, как это часто понимается. Их
собственная жизнь, в некоторых отношениях более глубокая и значительная, чем то,
о чем говорит суетливое поверхностное эго, когда оно описывает сны и
"прорабатывает" их. Я часто чувствовал, что ночь снова спокойно продолжается,
не обращая внимания на безумное круговращение поверхности эго. Я представил
себе это как образ большого устойчивого слона, который мощно и спокойно бродит
по своим делам, в то время как на его спине вверх и вниз прыгает обезьяна. У
обезьяны создалась иллюзия, что она управляет слоном, что слон для того и
существует, чтобы возить ее туда-сюда, хотя иногда он не слушается.
В действительности обезьяна весьма мало может управлять. Это немногое
основывается лишь на ее хитрости: заметив, что слон имеет весьма регулярные
привычки, она научилась "приказывать" ему идти туда, куда он собирается идти, и
так наловчилась в своей наблюдательности, что наполовину одурачила саму себя,
думая, что она действительно правит. Временами, поскольку она нещадно прыгает
на спине слона, он замечает ее существование, так что она действительно узнает,
что "оказывает влияние" на этого огромного зверя, что еще больше вводит ее в
заблуждение.
Чувство, которое я пытаюсь вызвать этой басней, – догадка, что жизнь обладает
неимоверно большей глубиной, чем повседневное сознание может постичь.
Существовала опасность, что гештальттерапия ограничится этим повседневным эго и
будет использоваться для целей управления, приспособления и достижения. Фразы
Фрица, вроде "дайте управлять ситуации" и "начинайте танец отрешенности" как и
его постоянно презрительное отношение к болтовне – он называл ее "птичьим
пометом", который люди пытались выдавать за "чувства", его уважение к
"плодотворной пустоте" – все это отражение его прорывов на высокий уровень и
сопротивление тому, чтобы ограничивать возможности Гештальта.
Размышляя над этим источником жизни и силы за пределами его – "запредельным
внутри", я задумался о том, как примирить человека с представлением об
ответственности, о котором я говорил во 2 главе "согласии признать своим": если
источник жизни глубже, чем эго, как может эго "признавать своим" что-либо. Я
вижу в этом одну из центральных проблем нашей ориентированной на деятельность
культуры; путаницу между "признанием своим", то есть принятием ответстве
|
|