, хотя при усилии и с помощью он может нечто о них узнать.  1. 
Намерения, а не мотивы, фундаментально сознательны и могут быть знаемы, хотя 
часто люди могут не сознавать или неправильно понимать свои намерения.  
2. Терапевт может знать и знает, или, по крайней мере, скоро узнает мотивы 
пациента, он может рассказать их пациенту и расскажет в своей интерпретации.  2.
 Терапевт не обладает дополнительным определенным пониманием намерений пациента 
– он знает, что пациент может лучше узнать свои намерения и готов помогать ему 
в этом процессе.  
3. Пациент реагирует на присутствующего живого терапевта не здесь и сейчас, он 
реагирует на него на основе переноса мотивов и чувств, которые у него были в 
прошлом.  3. Отношения терапевта и пациента являются реальным отношением двух 
людей. Если появляются налеты прошлого, со стороны ли пациента или терапевта, 
они как можно быстро приводятся в сознание и отбрасываются.  
4. Если пациент принимает интерпретацию терапевта, он, по-видимому, должен 
отказаться от своего взгляда на реальность и принять свою неполноценность. 
Однако, чтобы получить улучшение, это необходимо.  4. Поскольку пациент 
пересматривает свои взгляды на реальность в присутствии терапевта и с его 
помощью, нет конфликта точек зрения. Терапевт не надстраивается никаким 
способом. Оба проделали хорошую работу вместе, если сознание пациента 
расширилось.  
5. Разумеется, пациент сопротивляется. И для терапевта будет весьма 
подозрительным, если пациент не показывает сопротивления.  5. Поэтому 
сопротивление маловероятно, а если оно случайно появляется, терапевт готов 
взять на себя ответственность за него, как за непонимание или техническую 
ошибку.  


Вместе с тем, гештальтиста весьма интересует второе сопротивление в нашей 
дихотомии – сопротивление жизни. Здесь, однако, есть еще один элемент. Мы 
говорим здесь о подавлении чувств и импульсов, отход от участия в жизни, 
избегание контакта и опыта и т.п. Часто такого рода процессы и приводят 
пациента к терапевту, или по меньшей мере они скоро выявляются в воздержании от 
упражнения, предложенного терапевтом, нежелании говорить и пр. Когда-то Перлз 
говорил о процессах, в результате которых это происходит – ретрофлексии, 
проекции, десенсибилизации и интроекции. Я не буду здесь вдаваться в детали 
этих процессов, важнее, какое значение мы им приписываем. Это можно пояснить 
таким образом: 

Если я стою на улице, а на другой стороне появляется приятель, у меня может 
возникнуть импульс перебежать к нему, но затем я воздерживаюсь ради своей 
безопасности, потому что движение на улице велико. Такое решение вряд ли можно 
назвать сопротивлением – это скорее просто здравый смысл. Гештальтист скажет, 
что в субъективной реальности пациента то, что внешнему наблюдателю кажется 
сопротивлением или колебанием, сделать ли определенный шаг в жизни, – это 
просто осторожность, такая же, как мое нежелание пересекать опасную улицу. Хотя 
импульс может содержать что-то привлекательное, общая оценка опасности – выше. 
Может быть, с некоторой точки зрения это воздержание ограничительно для 
пациента, может быть он и сам так думает, когда все же воздерживается. Но 
вместо того, чтобы называть воздержание нехорошим, сопротивлением, или даже 
назвать его воздержанием, а не просто осторожностью, мы готовы видеть 
абсолютную правоту поведения клиента при том, как он видит мир. Принятие этого 
взгляда изнутри и исследование его, а не маркировка его извне – вот что такое 
Гештальт. 

Короче говоря, разница в том, что гештальтист придает мало значения тому, что 
другой терапевт может назвать актом сопротивления. То, что делает пациент – еще 
один источник энергии, который может быть использован в непрекращающемся 
стремлении к сознаванию, самостоятельности и интеграции. Например, диалог может 
выглядеть следующим образом: 

Терапевт: Представьте себе мать на стуле напротив вас и поговорите с ней. 
Пациент: Hе хочу. 

Типичные гештальтистские ответы могут быть такими: 


Хорошо. Посадите меня на пустой стул и скажите мне, что вы не хотите выполнять 
это упражнение. 

Ладно. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать мне, что не хотите делать? 


Хорошо! А как бы мать реагировала на это? 

Если продолжать говорить о вашей матери, что бы вы хотели сделать прямо сейчас? 

Список возможностей здесь бесконечен – гештальтисты известны своей 
изобретательностью, но во всех ответах может быть найдено нечто общее. Все они 
принимают то, что говорит пациент, как выход энергии и следуют вместе с ним 
каким-либо образом, не называя это плохим, обструктивным, сопротивлением, не 
противопоставляясь этому каким-либо образом, а просто принимая это как нечто, с 
чем можно работать. 

Итак, отвечая на вопрос, стоящий в названии главы, можно сказать "нет". Понятие 
сопротивления, необходимое и полезное в психоанализе, не находит себе места в 
Гештальте. Конечно пациенты говорят "нет", отказываются выполнять упражнения, 
настаивают на поведении, кажущимся разрушительным – но ключом как раз и 
является слово, содержащееся в последнем утверждении. Есть только энергия и 
сознавание. Маркирование энергии как "хорошо" и "плохо" затрудняет сознавание 
ее. Не