ходя в детали, замечу, что называние поведения пациента хорошим может 
быть столь же вредным, как порицание. Выражая это радикально – если 
гештальттерапевт говорит о сопротивлении пациента, это больше сообщает о 
путанице в его теоретических взглядах, чем о пациенте! 




ЧАСТЬ III. ФИГУРА
Глава 7
"ОКЕЙ" ИЛИ "НЕ ОКЕЙ"?


Я начал свою деятельность психолога, будучи вполне уверенным в представлении, 
что люди в своем обычном состоянии определенно "не окей". Я выучил множество 
латинских названий болезней и научился применять кучу тестов, подтверждающих 
эту точку зрения. Я не выбирал ее – казалось, что таково положение вещей. Я 
также хорошо знал, что я сам "не окей", но этот факт находился в ином мире, чем 
моя работа. 

При некоторой подготовленности и небольшом опыте можно было увидеть, что люди 
не только "не окей", но и не движутся к улучшению. Смесь Фрейда с Роджерсом, 
которой я следовал скрепя сердце, была не слишком эффективной. Даже настолько 
неэффективной, что я на несколько лет отказался от терапии и занялся 
исследованиями и административной работой. Позже, увлекшись психодрамой и 
гештальттерапией, я вернулся к консультированию. 

Я, конечно, постоянно слышал фразы, что люди совершенны в таком виде, в каком 
они есть. При этом ссылались на Дзен или другие восточные философии. Я 
пропускал ото мимо ушей, как "позитивную болтовню", и если я вообще думал о 
таких вещах, то примерно так, как Вольтер осмеял их в своем "Кандиде". 

По мере развития "движения роста" я начал заменять названия симптомов и 
болезней именами более современных дьяволов, таких как "блоки", "паттерны", а 
проведя год у Эрика Берна, – "играми" и "сценариями". При этом, однако, я не 
подвергал сомнению саму точку зрения, что люди "не окей". 

Примерно в это же время я познакомился с Синаноном. Поскольку использование 
наркотиков было очевидно "не окей", а вызывающий стиль игр вполне 
соответствовал дурному поведению членов организации, у меня не было оснований 
всерьез отнестись к их представлениям о совершенстве. 

Несколько раз в конце интенсивной гештальтистской работы я обретал чувство 
благополучия и ощущения, что даже "дурные чувства", которые я переживал, 
каким-то образом хороши и "правильны". В это время я начал посещать семинар для 
продвинутых, и самым живым воспоминанием от него остался случай, когда Вернер 
Эрхард, стоя рядом со мной, кричал моему соседу: "Я не думаю, что ты совершенен,
 я не вычислил, что ты совершенен, я не верю, что ты совершенен, я ЗНАЮ, что ты 
совершенен". 

В течение 50 часов я или кто-нибудь еще пытались уронить себя каким-нибудь 
образом, но флаг поднимался вверх и нам показывали, что каким-то образом мы 
"окей", несмотря ни на что. В течение нескольких дней после этого семинара я 
ощущал ту опору, которую обретал минутами в гештальтистской работе – реальное 
ощущение "окейности". В это время мое поведение драматически изменилось и, я 
полагаю, к лучшему, без всякого ощущения усилия или делания с моей стороны. 

Я обнаружил, что в собственной работе в группе, на семинаре, или в общении с 
человеком, обнаруживающим дурной симптом, я говорю: "Я уверен, что когда это 
появилось, это было лучшее, что вы могли сделать в тот момент". И действительно,
 при тщательном рассмотрении всегда так и оказывалось. Это настолько нравилось 
мне, что я стал специалистом по показыванию людям их собственными словами и на 
их собственном опыте, что любой их выбор был лучшим возможным в тот момент. И 
тогда я говорил умно и убедительно: "Что же такое жизнь, как не совершенство, 
если она состоит из ряда совершенных выборов?" 

Я придумал упражнение "другое название симптома", которое позволило показать, 
что любое дурное качество или дурная черта человека – это просто дурное имя, 
данное по существу полезному качеству, которое они приобрели в какой-то момент 
своей жизни. Если люди это видят, то они ни за что от него не откажутся. 
Проделав это упражнение с несколькими сотнями человек, равно как и в 
одиночестве, я почувствовал изменение точки зрения на жизнь, как на свою 
собственную, так и на жизнь других. Новым было ощущение органического качества 
в жизни человека, которое предвещало дурное определение событий или черт в 
результате недалекости, непонимания того, что в целом хорошо. 

Дурное оказывалось недостатком понимания ситуации в целом, – и, конечно же, эта 
недалекость и непонимание были также совершенны в свое время. Я начал 
разрабатывать за этим "экологическую", так сказать, модель ума. Вид стаи волков,
 напавшей на лося, может быть неприятен, но волки поддерживают здоровье и 
нормальную числе