л, что бензин кончается,
 и сейчас они могут дать только минимальное количество до следующей колонки. До 
этого они, по-видимому, давали полные баки, так что я вышел из машины, чтобы 
выяснить, что случилось. Служащий объяснил, что бензин почти кончился, так что 
они решили давать из оставшегося всем понемногу, а не отдать это все одному или 
двум. Я ворчал, получая свой минимум, и, ворча, выруливал на выезд, жалуясь на 
свою неудачливость и глядя на машины впереди меня, уезжавшие с полными баками. 
Затем я случайно поглядел назад, и увидел очередь машин, которым, по-видимому, 
вообще не достанется бензина. Тогда во мне поднялась волна благодарности по 
поводу моей удачливости, что мне хоть что-то досталось, так что я могу доехать 
до следующей бензоколонки. 
Затем я сознавал странность ситуации: вот я сижу с минимумом бензина в баке, 
количество его не меняется, а моя оценка – повезло мне или не повезло – скачет 
туда и сюда, буквально в зависимости от того, в какую сторону повернута моя 
голова. Оценка ситуации целиком зависела от сравнения, которое я делал. 


Может, наиболее удивительным является понимание того, что большая часть так 
называемых чувств основана на формальных сравнениях. В только что приведенном 
примере очевидно, что мои чувства раздражения или облегчения были реакцией на 
оценку повезло/не повезло, которая, в свою очередь, основывалась на сравнении с 
теми, кто получил больше, или с теми, кто не получил ничего. 
По существу, то же самое оказывается справедливым по отношению к таким чувствам,
 как вина, обида, и т.п. Вина или самооправдание вытекает из моих сравнений 
того, что я сделал с представлением или образом моего идеального лучшего Я. То 
же относится и к обиде. Допустим, я услышал, что кто-то говорит обо мне гадости.
 Что я чувствую? Что я чувствую, зависит в меньшей степени от самого действия, 
нежели от того, кто это делает и в каком контексте. 

Если речь идет о заклятом враге, я пожимаю плечами и говорю себе: "Чего же еще 
можно было ожидать?". Если это кто-то, кого я считал другом, я чувствую себя 
преданным и обиженным. Только сравнивая действие со списком того, что делают 
друзья, а что – враги, и чего не должны делать друзья, я могу почувствовать, 
что мне нанесли ущерб. 

Исходя из подобных наблюдений, я пришел к точке зрения, что по существу все 
негативные чувства и, кроме того, большинство позитивных основаны на сравнениях,
 осуществляемых без осознания. Из этого можно вывести ошеломляющие следствия 
для жизни и для терапии. Качество опыта в жизни меньше зависит от того, что с 
вами происходит, чем от того, с чем вы это сравниваете. Теперь я часто говорю 
пациентам, когда они рассказывают про свою жизнь и про то, что они чувствуют, 
что если они хотят чувствовать все время, что жизнь плоха, им достаточно 
регулярно сравнивать то, что есть, с чем-нибудь лучшим. Если же они хотят 
чувствовать, что жизнь хороша, достаточно сравнивать то, что есть, с чем-нибудь 
худшим. 

Другое следствие для терапии состоит в том, что если чувства укоренены в 
сравнивании, то мало смысла непосредственно работать с чувствами, результатами, 
поверхностными проявлениями. Вместо этого лучше сознательно проследить момент 
сравнения и сделать его открытым. Это приближает нас к представлению о 
просветлении, о чем речь будет позже. 

Отрицание: "Я не чувствую..." также можно теперь вкратце рассмотреть. 
Негативное осознание: "Сейчас я сознаю, что я не чувствую гнева..." или "Я 
сознаю, что Мери здесь нет" можно понять, как невероятно сложный комплекс или 
смесь сопоставлений и оценок. 

Шаги примерно таковы: (1) замечается наличие некоторого опыта-переживания; (2) 
оценивается, что некий другой опыт, другое переживание (например, гнев) был бы 
уместным или возможным в этой ситуации; (3) создание представления этого 
другого опыта; (4) приписывание значимости его отсутствию; (5) сообщение об его 
отсутствии. В процессе человек часто забывает, что некий опыт (1) присутствует, 
и также не замечает, что для того, чтобы шаги (2) и (3) были осуществлены, 
чтобы было создано представление гнева, нужно, чтобы присутствовал след этого 
гнева! 

2. Намерение 

Подобно сравнению, но даже еще более тонко, намерение пронизывает весь процесс 
сознавания. Оно настолько фундаментально, что я чуть было не напечатал его 
большими буквами, когда писал это мгновение назад, чтобы выразить мое намерение,
 показать его центральную роль. Я не сознававал этой цели, но мой левый пятый 
палец уже двигался к клавише больших букв. Когда я расширил свое сознавание 
этого момента, понимание этой интенции появилось как часть полного сознавания. 

Намерение, цель – почти, но не совсем синоним, – это нить, которая связывает, 
соединяет поток сознавания. То, каково содержание, протекание, направление, 
толчки – определяется намерением. Это то, зачем я что-то делаю, не в смысле 
внешних причин или оснований, которые привносятся скорее, чтобы затемнить 
сознание намерений. Хотя слово "почему" обычно нелюбимо в гештальттерапии, я 
признаю его, если намерение такого вопроса состоит в выяснении нам