«типично женские» и «нейтральные» — они обладают. 
Второй группе, в которую также входили мужчины и женщины, предложили определить,
 какому проценту мужчин и женщин каждое из качеств, по их мнению, присуще. В 
результате исследования выяснилось, что ответы мужчин и женщин, оценивавших 
самих себя, отличались только в пяти пунктах (эгоцентризм, цинизм, 
сопереживание, плаксивость, суетливость), в то время как представители второй 
группы представили мужчин и женщин совершенно разными во всех сорока пунктах.
Гендерные стереотипы как схемы, управляющие процессом обработки информации.
    Почему же мы так упорствуем в своем восприятии мужчин и женщин как 
«представителей противоположного пола»? Одно из объяснений этого, уже 
приводимое нами ранее, состоит в том, что это различные социальные роли мужчин 
и женщин заставляют предполагать у них наличие различных психологических 
качеств и возможностей. К тому же в нашем обществе чересчур часто говорится о 
фундаментальных различиях между женщинами и мужчинами. Ну и самое главное, 
присущие нам от рождения стратегии обработки информации также могут 
поспособствовать преувеличению масштаба различий между гендерами. Все это имеет 
самое непосредственное отношение к социальному познанию гендера. Гендерные 
стереотипы выступают здесь в качестве гендерных схем. Гендерные схемы — это 
когнитивные категории гендера. Они управляют процессами обработки поступающей к 
нам информации таким образом, что мы начинаем воспринимать, запоминать и 
интерпретировать ее в соответствии с нашими представлениями о гендерах. Таким 
образом, мужчина, считающий, что должность руководителя — это не для женщин, 
видит в каждом бурном конфликте женщины-руководителя со своими подчиненными 
доказательство того, что женщины не обладают той эмоциональной устойчивостью, 
которая необходима для руководителя, однако аналогичное поведение 
руководителей-мужчин считается им вполне допустимым. В свою очередь женщина, 
убежденная в том, что мужчины не способны на яркое проявление эмоций, с 
легкостью вспоминает тех своих знакомых мужчин, которые соответствуют данному 
стереотипу, и терпит неудачу при попытке припомнить хотя бы одного 
эмоционального мужчину. В известном исследовании (Condry & Condry, 1976) 
испытуемым показывали фильм о девятимесячном ребенке; при этом одной половине 
зрителей говорилось, что этот ребенок — мальчик, а другой половине — что 
девочка. Эта простейшая манипуляция приводила к совершенно разной оценке одного 
и того же поведения. Например, в одном из показанных эпизодов ребенок начинал 
кричать после того, как из коробки внезапно выскакивал попрыгунчик. Те люди, 
которые считали ребенка мальчиком, воспринимали «его» рассерженным, те же, кто 
считал ребенка девочкой, воспринимали «ее» испугавшейся.
    Кондри и Росс (Condry & Ross, 1985) также установили, что гендер ребенка 
влияет на то, каким образом его воспринимают взрослые. В проведенном ими 
эксперименте зрителям показывался записанный на видеокамеру эпизод игры двух 
детей на заснеженной площадке; при этом одинаковые костюмы не позволяли 
определить их пол. В показанном эпизоде один ребенок постоянно толкал другого, 
наскакивал на него и бросался снежками. Одной части зрителей говорилось, что 
оба ребенка — девочки, другой — что оба мальчики, третьей — что агрессором 
является мальчик, а жертвой девочка, и наконец, четвертой — что в качестве 
агрессора выступает девочка, а в качестве ее жертвы — мальчик. После того как 
зрителям было разъяснено, что «агрессия представляет собой преднамеренные 
действия, которые могут нанести вред другому ребенку», им предлагалось оценить 
степень агрессивности действий ребенка. Зрители, уверенные в том, что оба 
ребенка были мальчиками, сочли показанную сцену наименее агрессивной по 
сравнению с оценками зрителей трех других групп. При этом в оценках зрителей 
последних трех групп не наблюдалось серьезных различий. Короче говоря, 
поскольку буйное поведение играющих мальчиков считалось вполне нормальным 
явлением, оно не воспринималось агрессивным. Исследователи пришли к выводу, что 
такая когнитивная социальная категория, как гендер, «преимущественно направляет 
предчувствия и ожидания по какой-то одной дорожке... Вера в то, что ребенок 
является мальчиком, настраивает на одни ожидания, а вера в то, что девочкой,— 
на совершенно другие» (р. 232).
    Результаты исследований, полученных Тейлором и его коллегами (Taylor & 
Falcone, 1982; Taylor et al., 1978), также указывают на то, что гендер является 
важным социальным критерием, влияющим на восприятие. Чтобы лучше понять, как 
гендер влияет на восприятие, Тейлор и Фальконе (1982) просили участников 
экспериментов прослушать запись шести политических дискуссий, которые вели три 
мужчины и три женщины. Выступления записывались на магнитофонную ленту на 
собраниях избирателей, где каждый кандидат выдвигал по шесть конкретных 
предложений. Исследователи сделали так, чтобы все предложения были в равной 
степени полезны и все носили созидательный характер. Их выбор основывался на 
обширном анализе оценок подобных предложений. Из всех высказанных предложений 
отбиралось 36, получивших примерно одинаковый рейтинг. После прослушивания 
13-минутной дискуссии испытуемые должны были оценить, насколько политически 
благоразумным и убедительным был каждый кандидат, насколько интересно и приятно 
было бы с ним работать и насколько эффективно каждый из них мог бы руководить 
местным округом. В итоге кандидаты-мужчины получили более высокие оценки по 
четырем из пяти показателей (не было различий только в оценке «приятности» 
общения). Однако в более позднем исследовании, выполненном Бове и Спенсом 
(Beauvais & Spence, 1987), большая часть участников эксперимента подобного 
пристрастия к мужчинам не выказала. Остается неясным, с чем это связано: с 
изменениями в установках, произошедшими в период между 1987-м (годом проведения 
исследования Тейлора и Фальконе) и 1984-м (годом проведени