ссивными 
пациентами. Их главным стремлением, конечно же, является преодоление этой 
проблемы, которая превратила их жизни в виртуальный застой. Оказывая им помощь 
снова обрести способность получать удовольствие, вопрос веры или ее отсутствия 
кажется неуместным. Я должен был понять, а пациент должен был получить инсайт 
на эмоциональные конфликты, блокирующие поток его чувств. Он должен был 
почувствовать и освободить хронические мышечные напряжения в своем теле, 
которые ограничивали его дыхание и подвижность. Как правило, последовательная 
терапевтическая работа по вышеуказанным направлениям, которые достигали и 
открывали эмоциональные источники жизни, выводила пациента из его депрессивного 
состояния. И в большинстве случаев также создавалась довольно прочная защита 
против широко распространенной тенденции рецидива. Мои выздоровевшие пациенты 
никогда не говорили, что обрели веру, которая стала для них жизненным стержнем. 
Однако, оглядываясь на прошлое с позиций настоящего, становится довольно 
очевидно, что они пришли именно к такому результату.
Чем больше я размышлял о проблеме депрессии, тем больше я убеждался, что вопрос 
веры очень важен для ее (депрессии) понимания. Вначале я должен был определить 
концепцию того, чем является вера. Люди, кажется, исповедуют много различных 
вер, однако, независимо от различий, человек, у которого есть вера, не впадает 
в депрессию. Пока вера в человеке остается крепкой и действенной, он может 
смело идти с ней вперед по жизни, что не в состоянии делать индивид, 
находящийся в депрессии. Поэтому я был вынужден сделать заключение, что 
депрессивный пациент — это человек без веры. Сам он так не считает, и я не 
рассматриваю его с такой точки зрения. Будучи психиатром, я считаю его больным 
человеком, чья жизнедеятельность, как человеческого существа, нарушена как на 
психологическом, так и на физическом уровне. Однако остается истинным и тот 
факт, что существует очень тесная связь между его болезнью и потерей веры.
Важность этой связи становится тем более очевидной, когда мы наблюдаем 
возрастающую в наши дни тенденцию к депрессии, с одной стороны, и 
соответствующее крушение иллюзий и утрату веры — с другой. Не думаю, что здесь 
необходимо приводить какие-либо документальные подтверждения возрастающему 
потоку депрессивных заболеваний. Каждый психиатр, терапевт или 
психолог-консультант знает, насколько они являются распространенными. Когда мы 
понимаем, что беспокойство и депрессия составляют часть единого синдрома, и 
когда мы видим, насколько широко используются лекарства (транквилизаторы, 
антидепрессанты, успокаивающие и снотворные таблетки), чтобы нейтрализовать эти 
состояния, мы можем получить некое представление о повсеместности этих явлений. 
Безмерная погоня за развлечениями и непрекращающаяся тяга ко все более сильным 
возбуждающим средствам большинства людей подтверждают это наблюдение.
Что касается крушения иллюзий и потери веры, достаточно только поговорить с 
людьми, чтобы понять, как широко распространено чувство разочарования в 
сегодняшнем мире. Молодежь выражает это разочарование более открыто. В 
письменной форме, в устных протестах, употребляя наркотики, она говорит нам, 
как мало у нее веры в будущее нашей культуры. Люди старшего возраста также 
разделяют много похожих опасений. Они наблюдают постоянную деградацию моральных 
ценностей, все прогрессирующее ослабление религиозных и общественных уз, они 
также видят упадок духовности, сопровождающийся возрастающим значением денег 
или власти, и они спрашивают себя: “Куда идет этот мир?” По единодушному мнению,
 большинство людей чувствует, что наступили депрессивные времена. И это 
действительно так.
Они являются депрессивными не потому, что они трудные, но потому, что наша вера 
постепенно разрушалась. Люди переживали и более трудные времена, не впадая при 
этом в депрессию. Пилигримы, высадившиеся на мрачных и холодных берегах Новой 
Англии более трех столетий тому назад, сталкивались с лишениями гораздо более 
тяжелыми, чем мы, но они не впадали в депрессию. Если вы скажете: “Их 
поддерживала вера”, то это, на мой взгляд, и было основной причиной.
Пионеры, которые пересекали страну в крытых фургонах, тоже не впадали в 
депрессию. У евреев, которые боролись и выжили в кварталах Восточной Европы, 
была вера, поддерживавшая их во время погромов и преследований. Греки под 
турецким правлением были угнетены, но вовсе не депрессией. Они тоже не потеряли 
свою веру в будущее.
Когда происходит потеря веры, кажется, что люди также утрачивают желание и 
импульс тянуться навстречу миру и бороться. Они чувствуют, что им не к чему 
тянуться и не за что бороться. Как и у моих депрессивных пациентов, их 
окончательное отношение будет выражено словами: “Какой в этом смысл?” Такие 
потери уже переживались многими первобытными народами, чья культура была 
разрушена цивилизацией белого человека. По мере того как ослабевала их вера в 
свою жизнь, они, казалось, отказывались от всякой дальнейшей деятельности, 
замыкались в себе и довольно часто становились алкоголиками. Чувства оживления 
и возбуждения ушли из их жизни, пламя жизни в их телах потухло. Чтобы выжить, 
они должны были найти новую веру, что многие из них и сделали. Поэтому в 
каком-то смысле им повезло, что завоеватели привезли с собой своих миссионеров. 
Ибо те, кого они покоряли, утратив веру, были обречены на верную гибель.
Я считаю, что не так важно, каким богам поклоняются люди и какую веру они 
исповедуют, если их вера глубока и крепка. С