ко одна мать,
 но я всегда могу найти себе другую жену”.
Для младенца потеря матери — это потеря всего его мира, его самости; а если 
потеря невосполнима, то это означает для него гибель. Если вдруг младенец 
выживет, то это произойдет из-за того, что потеря была не окончательной. Он 
получил достаточное количество любви и заботы для поддержания, по крайней мере, 
минимального уровня жизнедеятельности, который, конечно же, далек от 
оптимального. Главную роль здесь играют количественные факторы. То, насколько 
глубока потеря, зависит от степени лишения контакта с любящим объектом. В этой 
ситуации, где потеряна некая часть самости ребенка, его развивающееся эго будет 
стремиться к полноте и завершенности на психическом уровне. Чтобы достичь этого,
 он вынужден отрицать потерю матери и своей самости, рассматривая покалеченное 
состояние своего телесного функционирования как нормальное. Эта неполноценность 
затем будет компенсироваться с помощью силы воли, которая даст возможность 
человеку продержаться еще какое-то время. Но такой способ жизнедеятельности 
никоим образом не сможет заменить ощущения полноценной жизни. Отрицание потери 
вынуждает человека вести себя так, чтобы не признавать эту потерю. Поэтому он 
создает для себя иллюзию, что не все было потеряно и что потерянную любовь 
можно приобрести снова, если он только сильно постарается стать другим.
Но ребенку недоступны такие альтернативы. При отсутствии настоящей материнской 
любви он не сможет достичь настоящей полноты жизни и полноценного 
функционирования своего тела. В его беспомощном и отчаянном состоянии горе не 
имеет никакого смысла. Оно будет иметь смысл позже, когда его беспомощность и 
отчаяние уменьшатся, то есть когда он вырастет и приобретет чувство 
независимости. Но скорбь от потери материнской любви не восстановит полноценное 
функционирование тела взрослого. Поскольку потеря безвозвратная, то есть 
человек не сможет найти себе другую мать, он будет горевать по ней бесконечно. 
Здесь очень важно восстановить самость, развить полноценное телесное 
функционирование и установить прочную связь с реальностью настоящего. 
Единственное, о чем может горевать взрослый, — это об утрате полноты своего 
потенциала как человеческого существа.
Любая терапия, которая стремится достичь в лечении депрессии не только 
временных результатов, должна быть направлена на преодоление трагического 
последствия утраченной любви. Но это нельзя сделать, заменив потерянную мать на 
суррогат в виде терапевта. Такие меры, как понимание, утешение, одобрение, 
обещание поддержки, имеют ощутимые, но в то же время кратковременные результаты.
 Он уже прошел стадию детства, и лечить его как ребенка — значит игнорировать 
реальность его существования. В нем нужно признать неудовлетворенного ребенка, 
но его требования нельзя удовлетворить. Акцент должен быть сделан на нарушенном 
функционировании его тела, ибо оно составляет реальность его существования. 
Чтобы преодолеть это нарушение, можно использовать много способов 
терапевтического воздействия: анализ сновидений, движения тела и т.д., но при 
этом не нужно терять из виду цель лечения. Кроме того, важно понять, какую 
форму принимает нарушение в каждом конкретном случае, потому что только так 
можно вылечить ее болезненные последствия.
В предыдущей главе я описал телесные нарушения, которые мешали Джоан полноценно 
взаимодействовать с окружающим миром и которые являлись скрытой причиной ее 
депрессивной болезни. Сейчас я буду обсуждать специфические аспекты телесного 
повреждения, которое произошло от потери удовлетворительных эмоциональных 
отношений с матерью. Я очень ясно понял все эти аспекты, когда лечил другого 
пациента, по имени Джеймс.


Мрачная картина

Джеймс был молодым человеком, уже переступившим 30-летний рубеж. Он пришел 
консультироваться по поводу своей депрессии. Она была не такой тяжелой, чтобы 
лишить его способности работать, но, кроме своей работы, он с трудом мог 
заставить себя делать что-либо еще. Ему чрезвычайно болезненно давалось общение 
с людьми. Сексуальные чувства его притупились, и он чувствовал себя несчастным. 
Такое состояние продолжалось уже в течение долгого времени. Джеймс даже 
упомянул как-то раз, что он плохо себя чувствует в течение двух, а то и трех 
недель ежемесячно. Он был инженером, и даже работа страдала от его депрессии. 
Ему трудно было вставать каждое утро, и он зачастую просыпал. В процессе 
терапии он постоянно жаловался на то, что не знает, чем бы он хотел заняться. 
Он чувствовал, будто не может сделать ни одного движения.
Сначала Джеймс считал, что он парализован во внешней жизни, потому что страдал 
от депрессии. И только получив некоторый опыт биоэнергетической терапии, он 
понял, что было все наоборот. Он находился в депрессии, потому что не мог 
двигаться.
Его тело имело грузное сложение, и казалось, будто оно сделано из дерева. Это 
можно было бы принять за наличие недюжинной силы, особенно если иметь в виду 
его чрезмерно развитую мускулатуру. Но эта кажущаяся сила была куплена ценой 
его подвижности и поэтому в ней было мало толку. Все его движения выполнялись 
механически, и он делал мало спонтанных жестов. Он отчаянно хотел что-то 
почувствовать, но ничего не могло растрогать его — ни слезы, ни гнев. Было 
очень тяжело расшевелить или сдвинуть с места его отвердевшее тело, которое 
сильно походило на ствол дерева. Где-то внутри Джеймса текла струя жизни, 
жизненный поток его еще не иссяк, но он не мог прорваться сквозь тяжелую 
мускулатуру, закрывавшую его душу словно толстая кора. Им овладело чувство 
тоски и унижения, которое проявилось в пожелтевшей коже, хмуром выражении лица, 
в грустных глазах, которые не могли плакать, и в тяжести его тела. Джеймс 
выглядел мрачным и чувствовал себя мрачно. Он говорил, что внутри его тканей 
будто находится раковая опухоль, от которой он надеялся избавиться. Но эта 
надежда не внушала ему оптимизма.
И с точки зрения личной биографии у Джеймса были все основания для уныния и 
подавленности. У него совсем не сохранилось воспоминаний о том, был ли он 
близок со своей матерью, а его отношения с отцом были отмечены чувством 
неадекватност