чень медленно. Несмотря на многие значительные улучшения в ее 
состоянии, она вновь и вновь сталкивалась со своими проблемами. Когда 
обнаружилось, что она не может установить отношения с мужчиной, которые бы 
принесли ей удовлетворение, я объяснил это тем, что она все еще цепляется за 
образ своего отца. К моему удивлению, она сказала мне, что никогда и не 
признавала его потери. К этому подстрекала ее мать, которая постоянно твердила 
ей: “Отец наблюдает за каждым твоим движением. Он знает обо всем, что ты 
делаешь”. Она все еще пыталась заслужить его одобрение. После такого признания 
последовала значительная перемена к лучшему, и вскоре ее терапия подошла к 
завершению. Она осознала, что у нее произошел сильный перенос на меня как на 
замену фигуры отца и что от меня она тоже пыталась получить одобрение. Она 
переживала затем эту попытку как борьбу, от которой хотела отказаться. Она 
также поняла, что ей придется потерять и меня тоже, чтобы потом найти себя. И 
когда она наконец приняла реальность, что она была одна и что ей придется 
стоять одной, без чьей-либо поддержки, она обрела свободу быть самой собой.
Человек, который скорбит, выражает свое горе: он плачет, рыдает, сердится на 
потерю и может даже подвергнуть себя физическому оскорблению в качестве выхода 
или разрядки своей боли. Если этого не происходит, то, чтобы сдержать боль, ее 
придется подавить. Подавление приводит к затуханию всех жизненных аспектов 
человеческой личности. Вся его эмоциональная жизнь становится унылой и 
невыразительной, потому что подавление какого-либо одного чувства заканчивается 
подавлением всех чувств. Вот почему Фрейд заметил, что “в состоянии печали 
окружающий мир становится мрачным и пустым, в меланхолии же становится мрачным 
и пустым само эго”.
Хотя это и правда, что в депрессии эго сдувается до невероятно маленьких 
размеров, нам не следует рассматривать депрессию как чисто психическую реакцию. 
Если придерживаться такого взгляда, то мы сосредоточим свое внимание на эго, 
упустив из виду тело, и не сможем понять, как депрессия влияет на всю личность 
в целом. Депрессия — это потеря чувств, и Фрейд приходит к выводу в своей 
статье, что “меланхолия — это горе от потери либидо”. Поскольку либидо — это 
психическая энергия сексуального влечения, ее можно приравнять к сексуальным 
чувствам и, таким образом, к возбуждению в целом. Если говорить физическими 
терминами, то человек в меланхолии скорбит об утере своей одушевленности. Любой,
 кто сталкивается с человеком в депрессии, знает, как тот постоянно оплакивает 
отсутствие у себя чувств, интереса и желаний. В действительности человек в 
депрессии страдает от потери своей самости, а не только самоуважения. Прежде 
чем мы попытаемся выяснить, как он потерял свою самость, давайте проследим за 
дальнейшим развитием аналитической мысли по этой проблеме.
Один из пионеров психоанализа, Карл Абрахам, в своем исследовании 
маниакально-депрессивных пациентов связывал депрессию взрослого пациента с 
“первичной депрессией в младенчестве”. Он считал, что депрессивная реакция 
взрослого — это оживление прошлого похожего переживания, которое он испытал, 
будучи младенцем. Эта инфантильная депрессия произошла от “неприятных 
переживаний в детстве пациента”. В результате младенец или ребенок чувствует 
ненависть по отношению к своим родителям, ненависть, которая, главным образом, 
направлена против матери. Но поскольку это чувство должно подавляться, пациент, 
затратив на это подавление энергию, “лишает себя энергии и становится слабым”. 
Таким образом, в депрессии мы можем обнаружить не только потерю любви, но также 
и подавление инстинктивной реакции на эту потерю.
Феномен инфантильной депрессии был глубоко изучен Мелани Кляйн, которая лечила 
большое количество совсем маленьких детей. Она утверждала, что каждый ребенок в 
своем нормальном развитии проходит через два стандартных типа реакций; первая 
называется параноидно-шизоидной: она описывает отношение младенца к фрустрации, 
причиненной ему матерью. Младенец рассматривает такую фрустрацию как форму 
преследования со стороны матери. Вторая реакция называется депрессивной 
позицией — она происходит, когда в ребенке пробуждается совесть, и он чувствует 
вину за свой гнев по отношению к матери. Кляйн пишет: “Объектом скорби является 
материнская грудь и молоко, а также все то, с чем они ассоциируются в уме 
ребенка, а именно: любовь, доброта и безопасность. Все это ощущается ребенком 
как потерянное, а сама потеря — как результат его собственных непомерно жадных, 
разрушительных фантазий и импульсов против груди его матери” /5/.
Странная логика прослеживается в размышлениях Кляйн, где враждебность она 
ставит на первое место, а потерю на второе. В естественной последовательности 
событий разрушительные импульсы ребенка, такие как крик и кусание, 
рассматривались бы как реакция либо на фрустрацию, либо на потерю удовольствия 
от груди матери. Когда это приводит к безвозвратной потере груди, для ребенка 
будет естественной реакцией впасть в депрессию. Но такая последовательность — 
фрустрация, злость, потеря — не может считаться нормальным развитием, за 
исключением тех культур, которые неодобрительно относятся к кормлению грудью 
или ограничивают его до трех, шести или девяти месяцев. Младенцы, которым 
разрешают самим определять свои желания и потребности контакта с материнской 
грудью, не развивают “непомерно жадных, разрушительных фантазий и импульсов” по 
отношению к источнику удовольствия. А если грудь доступна для ребенка 
приблизительно в течение трех лет с момента его рождения (что, по-моему, 
является необходимым сроком для удовлетворения оральных потребностей ребенка), 
отлу