—  Ничего, а.
    —  Нормально. Пустое, мокрое — у-у!!
    —  Жорка-то расписался красивше всех. Какая загогулина, а. И не расплылось.
    —  У него кровь светлая.
    —  А у кого малокровие, синяя.
    —  Синяя у марсиан.
    —  Иди врать.
    —  А у японцев зеленая.
    —  А у муравьев вообще крови нет, спирт у них.
    —  Давай в футболешник?..
    Подошла еще парочка прогульщиков с соседнего двора. Гоняли консервную банку,
 я и не заметил, как сунул клятву в карман.
    Вечером, при стирке штанов, документ был обнаружен мамой, пришлось 
объясниться.
    Мама смотрит на текст, вглядывается в подписи и вдруг говорит:
    —  А главарь-то ваш краской расписался.
    —  ?!
    —   Акварельной.
    —  Акварельная кровь?!
    —   Акварельная. Крап-лак называется.
    ..АКВАРЕЛЬНАЯ   КРОВЬ!..
    Ах вот оно что. Ну, что делать будем?.. Вот это главарь... Побежать к Яське.
 Показать, как нас ОБВЕЛИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА! Потом... Потом СТРАШНАЯ МЕСТЬ!! 
Заставить его... Что заставить?.. Проколоть палец! Той же самой булавкой, той 
самой! — и-и... И написать! — Своей НАСТОЯЩЕЙ кровью! —
    Я ПОДЛЕЦ!!! МЕНЯ НАДО  КАЗНИТЬ!!!
    ...Во сне мы с мамой рыли пещеру, бесконечно длинную, беззвучно долбили 
светящийся  красный  камень,
    237
    чтобы добыть ОГОНЬ СТРАШНОГО СЧАСТЬЯ. Вдруг мама, проваливаясь, говорит: «Я 
за спичками» — и исчезает, сразу понимаю, что навсегда, и чтобы догнать ее, 
ПЕРЕСТАЮ БЫТЬ, а это можно успеть только за вечность, которая бесконечно короче 
мига, только коснуться...
    Право чистой страницы, право детское, первое и последнее. Наутро сознание 
мое было омыто солнцем, новый день не желал сводить счеты. Ни я, ни Яська ни 
звуком более не обмолвились об этой дурацкой клятве. А Жорка притих, помалкивал 
— может быть, что-то' чувствовал...
    Страница перевернулась;  но что-то  все-таки не  попустило той бумажке 
исчезнуть...
    9. Ракурсы
    Как бы я ни старался живописать его — ни самые многозвучные краски, ни 
тончайшая светотень не победят  чертежа.
    Я даже не верю, что он есть, все время, покуда мы с ним общались, не 
уходило затаенное подозрение, что его нет. А ведь в памяти целый фильм — от той 
первой встречи в песочнице... Несколько мешковатый мальчик, каких много. 
Зодиаковый Скорпион, на четыре дня старше меня. Бесцветный прыщеватый подросток,
 сохраняющий мешковатость, но уже какую-то многоугольную. Со спины: 
оквадраченная голова на короткой шее, наплюснутые вперед уши.
    Профиль: крутая, почти дугообразная выпуклость лба, не очень высокого, на 
котором потом обозначились зализы; оседающий книзу затылок и подскакивающий 
вверх подбородок с мясистым выпрыгом нижней губы, отчего нос кажется слегка 
вдавленным. Долго страдал хроническим насморком, сильно сопел, особенно когда 
рисовал: вспучивал ноздри, отодвигал вбок губу... Это тоже вошло в 
гипнотическую гримасу, вместе с длинным выгибом правой брови и...
    Вот она, особенность глаз. Поставленные довольно широко, с едва заметной 
косиной, с оттопыром нижних век, как бы перевернутые. Когда такие глаза 
медленно, словно жерла пушек, наводятся на некую точку за вашим затылком; когда 
веки еще резче оттягивают-
    238
    ся напряжением щечных брыл (напрягается шейно-лицевой мускул, так 
называемая платизма),— когда начинается вдруг вибрация всей физиономии 
одновременно с движением вверх и вниз, а глаза не отрываются... Вот — вот оно, 
знаменитое оргаевское «облучение»: впечатление, будто находишься под напором 
пульсирующей энергии; всасываешься в эту судорогу, начинает рябить в глазах. 
Этот иллюзионный трюк он отрабатывал еще в школе, но не хватало массы и 
репутации, большинство испытуемых заходилось хохотом.
    Физически был средней силы, довольно подвижен, но неважно координирован; по 
этой причине не любил футбола — через раз мазал мимо мяча. В возне то и дело 
репетировал какие-то сногсшибательные приемчики, куда-то нажимал, что-то 
выкручивал; уверял, что знает двадцать четыре смертельных точки; но мало что 
получалось.
    В восьмом классе из личинки моей подростковой застенчивости вылупился 
хмельной мотылек. На небосклоне школьной популярности засияла звезда — 
портретист, стихоплет, танцор, фокусник, мим, а главное, лабух, 
напрокат-нарасхват. Сочинил немыслимое количество пошлых песенок. Шалый, 
упоенный собой, я носился из компании в компанию, морочил девчонок, влюблялся, 
учился тяп-ляп, пропадал ночами, приводил в отчаянье маму.
    А Жорик.. Нет, не сказал бы, что он померк. Таинственная сильная личность, 
мафиозный отличник
    Вытянулся, взматерел. Занимался гипнозом по той самой книжечке, о которой я