|
души; такая же ямка на подбородке широком и скошенном — верный признак двуличия
и порочных наклонностей. Сильно набухающая Y-образная вена на лбу, линия
которого в профиль совершенно пряма, говорит о страшной свирепости в сочетании
с хитростью и ограниченностью (римский император Калигула). Однако если такая
вена пересекает лоб закругленный, с хорошо выраженными надбровьями, то это знак
необычайных дарований и страстной любви к добру.
Гениальность Ньютона физиономически выразилась в строго горизонтальных,
очень низких бровях; тонкий поэтический вкус Гёте — в очертаниях кончика носа.
Вчитываясь и всматриваясь в изящные иллюстрации, вы начинали этому верить!
Как ни язвительны были критики, они ничего не могли противопоставить
популярности Лафатера. Жадная толпа желавших уз-
16
нать истину о себе и ближних все увеличивалась, и, удовлетворяя ее, пастор
все более изощрялся.
Самым яростным критиком был Лихтенберг, физик, философ и эссеист, умнейший
человек своего времени. Этот убежденный материалист написал целую диссертацию,
опровергающую физиономику. Тезис «внешность обманчива» получил в ней до сих пор
не превзойденное обоснование. Лафатер обвинялся в том, что в носах писателей он
видит больше, чем в их произведениях; что если следовать его теории, то
преступников следует вешать до совершения преступления. «Если ты встречаешь
человека с уродливой, противной тебе физиономией, не считай его, ради бога,
порочным, не удостоверившись в этом!»
Патер отвечал кротко и обтекаемо; он выбрал испытанный способ полемики:
соглашаться с доводами оппонента. Да, внешность обманчива, но в этом и состоит
волнующая деликатность предмета, это и требует для проникновения в душу,
закрытую за семью печатями, божественного чутья. Прирожденный физиономист
наделен даром осмысливать скрытое знание чувства.
Его истинная стихия начинается там, где кончается очевидное, где под
масками и мимикрией идет тончайшая игра глубоких подтекстов. Его не проведет
даже тот знаменитый дипломат, о котором писали, что, если его ударят сзади
ногою, собеседник не приметит в лице ни малейшего движения; под строгой миной
вельможи он узрит беспомощного супруга и растерянного отца.
Поклонники боготворили Лафатера, считали его провидцем. Граф Калиостро,
величайший шарлатан Европы, боялся его: возможно, видел в нем конкурента, а
может быть, опасался разоблачения: физиономия у него самого была варварская.
Лафатер искал встречи, но Калиостро невежливо уклонялся: «Если из нас двоих вы
более образованны, то я вам не нужен, а если более образован я, то вы не нужны
мне». Лафатер не обиделся и написал Калиостро письмо, в котором просил
разъяснить, хотя бы письменно, каким путем тот приобрел свои чудовищные
познания. В ответ была получена записка: «In herbis, in verbis, in lapidibus» —
знаменитая фраза: «В траве, в слове, в камне», которой авантюрист пользовался в
трудных случаях жизни.
Лишь один человек вскоре после смерти Лафатера своей громкой известностью
едва не затмил его имя.
17
2. Движения в органе самолюбия
Сын венского торговца Франц Галль, честолюбивый, глубокомысленный и
наблюдательный отрок, заметил, что у двух его однокашников, отличавшихся особой
легкостью запоминания, были выпуклые глаза.
Окончив медицинский факультет, он рьяно принялся за изучение мозга.
Появились его анатомические работы, в которых мозг впервые был разделен на три
главных этажа: нижний — продолговатый мозг, «орган жизненных процессов»;
средний — подкорка, «орган склонностей и влечений»; верхний — кора полушарий,
«орган интеллектуальных качеств души». Этого было достаточно, чтобы
обессмертить имя и лишиться профессуры по обвинению в материализме, но Галль не
успокоился. Когда размещение душевных задатков стало для него в принципе ясным,
он отдался разработке давно зревшей идеи: череп — одежда мозга, а через одежду
можно кое-что прощупать.
У двух венских чиновников, осмотрительность которых доходила до степени
невероятной мнительности, на заднебоковых частях темени обнаружились большие
выпуклости — так была найдена шишка № 11, орган осторожности, прозорливости и
неуверенности. В церкви с удвоенной силой молились прихожане, у которых сильно
выдавалась средняя часть темени,— в результате исследований был выявлен орган
почтительности и нравственного чувства, а рядом с ним — орган теософии, или
богомудрия. У Рабле, Сервантеса, Свифта, Вольтера и многих других людей,
отличавшихся особой склонностью видеть все в смешном свете, верхние части
боковых сторон головы оказались спереди сильно округленными — шишка № 23, орган
остроумия...
И вот карта черепа готова. Здесь и орган кровожадности, и престол
физической любви, и знаменитая математическая шишка — все кропотливо обозначено
кружками и цифрами. Галль отправляется в турне по Европе с пропагандой новой
системы — френологии (френ — значит «душа»). Его лекции вызывают сенсации, одни
приходят в восторг, другие обвиняют его в шарлатанстве. Он творит чудеса:
ощупывая череп, даже с завязанными глазами, мгновенно определяет дарования,
добродетели и пороки, предсказывает судьбу. К нему привели
шестнадцатилетнего Шампольона, вун-
18
деркинда, который лет двадцать спустя расшифровал египетские иероглифы.
Юноша был уже полиглотом, но Галль не знал о нем ничего. Едва прикоснувшись к
его голове, вскрикнул: «Ах! Какой гениальный лингвист!»
|
|