кому темней, не знают камни или знают, но спят и духов заклинают).
    Там оборот ночей и дней иной,   короткий, а шепчущий отшельник в лодке — 
мой медиум.,.
    18 ноября
    Мой хлещущий ноябрь,
    раздетый,   проливной,
    в такую непролазь подстать в тюрьму садиться. Как пухнут облака, как будто 
из пивной, и каждое тебе на голову садится, мой стынущий ноябрь...
    Февральский   Водолей,
    тебе в противовес, зыбучими снегами
    стремится замести  скоропостижность дней
    и растворить, и смыть безумными слезами.
    Роди меня, роди — и проходи скорей,
    мой слепнущий  ноябрь...
    (Венецианский   дож
    представился мне вдруг, гондолы и шпионы
    в монашьих клобуках). О, как нещаден дождь,
    святая   благодать!..
    Так плачут Скорпионы,
    когда, не торопясь, зима в гнездо ползет
    прищуренной змеей — хозяйкой, а не в гости.
    Послушники любви, зачем вам не везет
    и злой осенний яд пронизывает кости?
    289
    О В. Леви, кн 3
    Ты смеялся и плакал. Ты долго работал, дожидаясь меня, и уже перед сном я 
тебя посетил, спохватившись, и подал поздний завтрак и чашу с холодным вином.
    Сколько раз я тебе изменял, наверное,
    не припомнится,
    дух мой бедный, затравленный мой господин. Ты прощаешь мне все, словно я не 
слуга,
    а любовница, или ведаешь, что не дожить до седин.
    Спорю с зеркалом. Две морщины на переносице нарисованы нежно. Пока еще жив. 
Сокровенное шепчет. Сокровенное просится и уходит, ответа не получив.
    К зеркалу я подхожу, чтобы оставить свое лицо, а там видно будет.
    Осторожнее с зеркалами, пожалуйста,
    зеркала ранимы,  беспомощны,
    не обижайте их,
    не одаривайте своими проблемами,
    у них хватает своих.
    Зеркала, вы наверное знаете, населены
    всякой  всячиной, и чего только нет в их пространстве,
    лишенном  времени: диспуты, вечные поцелуи, нескончаемые  рукопашные,  
слезы... У зеркала,
    даже самого мутного, есть одна черта абсолютного совершенства:   
бессмертная, неуничтожимая   память.
    Самое лучезарное я увидел в нотариальной конторе: чисто  вымытое, 
сумасшедшее.
    290
    Оно предъявило мне дарственную от двоюродного
    прадедушки
    на предметы (перечисление): понт,
    цепочка от понта, коньки фигурные, бородавка.
    Тот, другой — там, напротив — изменник, изменяющий верностью — да, тот 
пожизненный твой современник, твой двойник, двоянин, двоенет.
    Как он точен. Как здраво и зрело
    устраняет останки стыда.
    Ну, а часики справа налево,
    и другой коленкор у монет.
    Как он прав. Но где право, там лево,
    а где лево, там право всегда.
    Он смеется: «Да в этом ли дело?
    Разве это не твой кабинет?
    Ну и что ж, что где лево, там право?
    Разбираться не стоит труда:
    справа яма, а слева канава,
    посредине  играет кларнет».
    Замечает  твою  слабонервность.
    Терапия нежна и тверда:
    «Не печалься: где верность, там ревность,
    а где ревность, там верности нет.
    Все эмоции связаны как-то
    с несомненною пользой вреда:
    роковой перевертыш инфаркта —
    милый доктор, веселый брюнет».
    «Но ведь полк же не клоп,— ты лопочешь,-и ведь клоп же не полк».— «Ерунда, 
мне без разницы. Если захочешь, для клопов мы напишем сонет». Он смеется — ты 
тоже смеешься, он напьется — и ты хоть куда, отвернется — и ты отвернешься, 
тень без тени и след без следа...
    291