Ну как тут было устоять? Лупи собаку палкой, мори ее голодом, потом ласкай, 
подкармливай, снова лупи и снова приручай подачками, и в конце концов она 
начнет проделывать любые фокусы. Этот метод был хорошо известен Каупервуду. Его 
агенты, действовавшие и угрозами и подачками, были неутомимы. В конце концов — 
и ждать этого пришлось не так уж долго — члены правления и главные акционеры 
Западной компании сдались, и не успел никто оглянуться, как Железнодорожная 
компания Западной стороны уже передала свою собственность Северо-чикагской 
транспортной, а та в свою очередь переуступила ее Чикагской городской 
пассажирской, созданной Каупервудом в целях захвата туннеля на Вашингтон-стрит. 
Но как, как удалось ему все это проделать? — изумлялись чикагские дельцы. Кто 
эти лица или фирмы, располагающие такими огромными средствами? Ведь подумать 
только — из тысячи двухсот пятидесяти акций, принадлежавших старушке Западной, 
они получили шестьсот пятьдесят, уплатив за каждую акцию по шестьсот долларов, 
да еще обязались выплачивать тридцать процентов ежегодно на все оставшиеся 
акции! А сооружение канатных дорог! Откуда берутся такие средства? Ответ был 
прост, стоило лишь пораскинуть мозгами. Каупервуд раздобыл их под будущие 
доходы.

И вот, прежде чем кто-либо, в том числе и газеты, успел заявить протест, толпы 
людей были уже за работой. День и ночь в деловой части города стучали молоты, 
пылали факелы, превращая эти кварталы в некое подобие ада. Прокладывалась 
первая линия канатной железной дороги. Восстановительные работы в туннеле на 
Ла-Саль-стрит шли полным ходом. То же самое происходило на Северной и Западной 
сторонах: закладывались первые бетонированные желоба для тросов, строились 
новые тяговые и прицепные вагоны, новые вагонные парки, воздвигались огромные, 
сияющие огнями силовые станции. Горожане, привыкшие томиться в ожидании у 
мостов и мерзнуть в неотапливаемых, устланных соломой вагонах конки, с грохотом 
подскакивающих на расшатанных рельсах, ждали с великим нетерпением, каков будет 
этот новый вид транспорта. Туннель на Ла-Саль-стрит уже сверкал свежей белой 
штукатуркой в ослепительных лучах электрических фонарей. По длинным улицам и 
проспектам Северной стороны протянулись бетонированные желоба и тяжелые 
устойчивые рельсы. Наконец постройка силовых станций здесь была закончена, и 
новая диковинная система пущена в ход. Западная сторона старалась не отстать от 
Северной.

Шрайхарт и его присные были ошеломлены такой быстротой действий, такой 
головокружительной фантасмагорией финансовых махинаций. В глазах консервативных 
магнатов чикагского городского железнодорожного транспорта этот делец из 
Восточных штатов был каким-то легендарным великаном, который готовился пожрать 
весь город. Чикагское кредитное общество, созданное им совместно с Эддисоном, 
Мак-Кенти и другими для всяческих манипуляций с выпусками долговых обязательств,
 процветало, причем, по слухам, и там фактически всем заправлял Каупервуд. Как 
видно, он мог уже выписывать чеки на миллионы долларов, даже не прибегая к 
займам у чикагских архимиллионеров. Самым чудовищным и возмутительным было то, 
что этот выскочка, этот острожник, этот проходимец Каупервуд, которого они 
сплоченными усилиями старались задушить как финансиста и подвергнуть остракизму,
 становился весьма популярной личностью в глазах чикагских горожан. Только и 
слышно было: «Каупервуд полагает… Каупервуд придерживается того взгляда…» 
Газеты — даже те, что были настроены враждебно, — уже не решались пренебрегать 
им. Все денежные тузы, фактические хозяева газет, вынуждены были признать, что 
у них появился новый и весьма серьезный противник, достойный скрестить с ними 
шпагу.



27. ОЧАРОВАННЫЙ ФИНАНСИСТ

Интересно отметить, что в самый разгар всех этих событий, когда в орбиту 
деятельности предприятий городского железнодорожного транспорта были вовлечены 
уже тысячи и десятки тысяч людей, Каупервуд, энергичный и неутомимый, как 
всегда, находил время отдыхать и развлекаться в обществе Стефани Плейто. 
Духовный облик и обаяние Риты Сольберг как бы возродились для него в этой 
девушке. Однако Рита была ему верна; пока Каупервуд любил ее, она не помышляла 
об измене. Даже по отношению к Гарольду Рита долгое время была безупречна, хотя 
знала, что он напропалую волочится за другими женщинами. Стефани же, наоборот, 
казалось непонятным, почему, любя, нужно хранить верность; она могла любить 
Каупервуда и с легким сердцем его обманывать. Да и любила ли она его? И да и 
нет. Чувственная и ленивая, Стефани отличалась вместе с тем каким-то наивным 
простодушием и добротой. Ей казалось невозможным порвать с Гарднером Ноулзом 
или Лейном Кроссом — ведь оба они такие милые и всегда были добры к ней. 
Гарднер Ноулз везде и всюду восхвалял ее талант, надеясь, что слава о ней 
дойдет до профессиональных театров, приезжавших в Чикаго на гастроли, и она 
будет принята в труппу и со временем станет знаменитостью. А Лейн Кросс — тот 
попросту был влюблен в нее без памяти, что делало разрыв с ним особенно тяжелым 
и вместе с тем, рано или поздно, — неизбежным. А потом появился еще третий — 
молодой поэт и драматург по имени Форбс Герни, высокий, белокурый, 
восторженный… Он ухаживал за Стефани, вернее — она кокетничала с ним в 
свободные минуты. Впрочем, у нее на все хватало времени, ибо Стефани не 
пожелала посещать колледж, как ее старшая сестра, заявив, что предпочитает 
«свободно развивать свои художественные вкусы и способности», чем она и