другие лица — «по всей вероятности, крупные капиталисты из Восточных штатов». 
Просматривая утренние газеты в комнате Эйлин, Каупервуд понял, что его уже 
сегодня начнут осаждать репортеры — потребуют, чтобы он рассказал о своих 
планах, и постараются выудить из него все, что можно. Он решил, что будет 
просить их подождать, а сам воспользуется этой оттяжкой для переговоров с 
владельцами газет, которых ему необходимо перетянуть на свою сторону. После 
этого уже можно будет объявить во всеуслышание о своих намерениях, — нужно 
только изобрести что-нибудь такое, что понравится публике, а в особенности 
жителям Северной стороны. Однако он отнюдь не собирался брать на себя 
какие-либо обязательства в ущерб личной выгоде. Он хотел создать себе громкое 
имя, он жаждал славы, но еще сильнее жаждал денег и твердо намеревался добиться 
и того и другого.

На человека, довольно долго занимавшегося всякими мелочами, — а Каупервуд 
именно так расценивал свою прежнюю деятельность, — подобный скачок вверх, в 
сферу «больших финансов» и финансового контроля, не мог не подействовать 
вдохновляюще. Каупервуду так долго приходилось ограничиваться делами не слишком 
большого размаха, разрабатывая и вынашивая в тиши свои замыслы, что теперь, 
когда цель была достигнута, он с трудом в это верил. Замечательный был город 
Чикаго. Он рос не по дням, а по часам. Возможности его поистине беспредельны. 
Эти люди, которые так глупо передали ему на неограниченный, в сущности, срок 
свои акции, видимо, сами не понимали, что делают. Ведь городские железные 
дороги в Чикаго, как только он окончательно завладеет ими, начнут приносить 
огромные барыши! Он может объединить их и выпустить дополнительные акции. 
Мак-Кенти за бесценок выхлопочет ему разрешение на постройку новых линий, 
которые в самом ближайшем времени будут оцениваться в миллионы и принадлежать 
только ему, Каупервуду. Тут уж не придется выплачивать никаких процентов членам 
правления Северо-чикагской железнодорожной. Город, конечно, будет все расти, и 
мало-помалу дороги, номинально еще находящиеся в ведении компании, а фактически 
уже принадлежащие ему, станут всего лишь центральным узлом огромной 
разветвленной сети городских железных дорог, которые он сам построит вокруг. А 
потом придет черед Западной и даже Южной стороны… Но зачем грезить наяву? Да, 
скоро, очень скоро он, быть может, станет единоличным владельцем всей сети 
городских железных дорог Чикаго! Станет финансовым королем города и одним из 
крупнейших финансовых магнатов страны!

Каупервуд отлично знал, что, принимаясь за дело, для осуществления которого 
требуются голоса избирателей и их добрая воля даровать ту или иную привилегию, 
надо прежде всего заручиться поддержкой газет. С вожделением думая о городских 
туннелях, — один из которых необходим был реорганизованной им Северной компании,
 а другой мог ему понадобиться в будущем, если удастся прибрать к рукам 
Западную компанию, — он думал также и о том, что теперь нужно втереться в 
доверие к владельцам газет. Но как это сделать?

В последнее время, вследствие притока переселенцев из других штатов и из 
Старого Света (тысячи и десятки тысяч людей стекались в поисках заработка в 
этот бурно растущий и многообещающий город) и распространения анархистских, 
социалистических и коммунистических идей благодаря наиболее передовым из 
осевших здесь иностранцев, — проблема гражданских прав и свобод приобрела в 
Чикаго крайне острый характер. Еще в мае, когда Каупервуд прилагал все усилия, 
чтобы обернуть дело с городскими железными дорогами в свою пользу, произошло 
весьма знаменательное событие. На Западной стороне, в Хеймаркете, который 
издавна служил местом народных сборищ, на одном из рабочих собраний, получившем 
по характеру некоторых выступлений ярлык анархистского, какой-то сумасшедший 
фанатик бросил бомбу. Несколько полисменов было покалечено, один убит, другие 
отделались легкими повреждениями. Это событие выдвинуло на первый, план и, 
словно вспышка молнии, осветило проблему классовой борьбы, к которой американцы,
 по свойственной им беспечности, легкомыслию и непоследовательности, до сих пор 
относились недостаточно серьезно, и теперь проблема эта встала во весь рост, 
привлекая к себе всеобщее внимание. Вся привычная деловая жизнь города сразу 
изменилась — точно знакомый ландшафт после извержения вулкана. Люди начали 
глубже вдумываться в политические и общественные проблемы. Что такое анархизм? 
Что такое социализм? Каковы в конце концов права рядового человека, какова его 
роль в экономическом и политическом развитии страны? Вот какие волнующие 
вопросы возникали теперь в умах, приведенных в смятение этой бомбой, которая, 
подобно камню, брошенному в воду, всколыхнула стоячее болото обывательского 
благодушия, а порожденные ею мысли, словно круги по воде, распространялись все 
дальше и дальше, пока не достигли таких, казалось бы, неприступных крепостей, 
как редакции газет, банки и вообще все финансовые учреждения, а также кабинеты 
политических воротил и их приемные.

Каупервуд, однако, перед лицом этих событий сохранял полнейшее спокойствие. Не 
веря в силу народных масс, не признавая за ними никаких прав, он, впрочем, 
сочувственно относился к тяжелому положению отдельных лиц и был твердо убежден, 
что люди, подобные ему, призваны в мир, чтобы навести в нем порядок и сделать 
жизнь более сносной. В эти дни ему приходилось наблюдать большие группы рабочих,
 толпившихся вместе со своими лошадьми возле конюшен и вагонных сараев 
городских железнодорожных компаний, и он иной раз задумывался над их уделом. У 
большинства из них был измученный вид. Каупервуду они казались похожими на 
животных — терпеливых, заморенных, одичалых. Он думал об их убогих жилищах,