долгих часах изнурительного труда, ничтожной заработной плате и пришел к выводу,
 что если и можно для них что-нибудь сделать, так это дать им сравнительно 
приличный прожиточный минимум — не больше. Его мечты, его замыслы недоступны 
этим людям, разве могут они хоть в какой-то мере приобщиться к его 
блистательной судьбе, разделить с ним богатство, славу и власть?

В конце концов Каупервуд решил посетить издателей различных газет и потолковать 
с ними. Когда он поделился этой мыслью с Эддисоном, тот выразил некоторые 
сомнения. Эддисон не верил издателям; Он знал об их мелком интриганстве, видел, 
как они сводят личные счеты и продают свои мнения за жалкие гроши.

— Я вам скажу, в чем дело, Фрэнк, — заметил как-то Эддисон. — Рассчитывая на 
них, вы строите здание на песке. Вы же знаете, что вся эта шайка из старых 
газовых компаний по-прежнему настроена против вас, хоть вы и являетесь одним из 
самых крупных акционеров. Шрайхарт вам отнюдь не друг, а ему фактически 
принадлежит «Кроникл». Рикетс ходит у него на поводу, Хиссоп — издатель «Мейл» 
и «Трэнскрипт» — человек хоть и независимых взглядов, но пресвитерианец, 
холодный, убежденный в своей непогрешимости моралист. Брекстен — неплохой малый,
 но его «Глоб» издается на деньги Мэррила. Старый генерал Мак-Дональд, издатель 
«Инкуайэрера», — ну, это… старый генерал Мак-Дональд. У него все зависит от 
того, с какой ноги он встал. Если вы почему-либо ему приглянетесь, он будет 
поддерживать вас всегда и во всем — пока вы не начнете ему перечить. Но в общем 
он неплохой старикан. Он мне нравится. Ни Шрайхарт, ни Мэррил никогда ничего от 
него не добьются, он под чужую дудку плясать не привык. Но он стар, долго не 
протянет, а его сынок не внушает мне доверия. С Хейгенином из «Пресс» можно 
поладить, и он к вам расположен, насколько мне известно. Вероятно, он поддержит 
вас во всем, что сочтет правильным и справедливым. Ну вот, кажется, и все. 
Попробуйте, конечно, привлечь их на свою сторону, если удастся. Не затевайте 
раньше времени разговора о туннелях. Эта мысль должна как бы внезапно осенить 
вас потом и быть подсказана заботой о насущных нуждах населения. Самое главное 
— опередить другие компании, пока они еще не успели всех восстановить против 
вас. Будьте уверены, Шрайхарт уже сейчас ломает себе голову — что все это 
значит? А что касается Мэррила, — тот, я думаю, живо перекинется на вашу 
сторону, если только вы пообещаете проложить линию поближе к его магазину.


Есть, быть может, своеобразное, хотя и жестокое очарование в том, что никому и 
никогда не было дано предусмотреть все подводные течения и рифы, отклоняющие от 
намеченного пути нашу ладью, предугадать, куда повернет капризный ветер удачи — 
надует ли он наши паруса, или оставит их безжизненно плескаться на мачтах. Мы 
строим и строим планы, но сколько ни думай, разве можем мы прибавить хоть 
полдюйма к своему росту? Кто в состоянии противоборствовать или, наоборот, 
содействовать провидению, которое выковывает наши судьбы, хотя мы грубо, на 
свой лад и пытаемся их изменить? Каупервуд выступал теперь на широкую арену, и 
многие издатели газет и прочие видные горожане с интересом наблюдали за ним. 
Особенно привлекал он к себе внимание Огастоса М.Хейгенина, независимого — если 
бы ему не приходилось заботиться о том, чтобы газета приносила доход, — 
издателя «Пресс». Не обладая ни авторитетом, ни обаянием старика Мак-Дональда, 
Хейгенин был человеком безусловно честным, благожелательным и осторожным. Он с 
интересом следил за карьерой Каупервуда еще с тех пор, когда тот проводил свою 
первую операцию с газовыми компаниями. Ему казалось, что Каупервуду предстоит 
занять видное положение в городе. Наглая, самоуверенная сила в соединении с 
врожденным макиавеллизом — если это только макиавеллизм и ничего больше — имеет 
особую притягательность в глазах людей заурядных и ограниченных. Боязливые 
обыватели среднего достатка, глядя на мир сквозь тусклую пелену окружающей их 
обыденщины, нередко первыми готовы простить звериные методы борьбы, с помощью 
которых сильные достигают своей цели. Наблюдая за Каупервудом, Хейгенин создал 
себе образ незаурядного человека, столь же грешного, сколь и натерпевшегося от 
чужих грехов, человека, который умеет сохранять верность друзьям и на которого 
можно опереться в трудную минуту. Случайно Хейгенины оказались соседями 
Каупервудов. После неудачной попытки Каупервудов проникнуть в высшее чикагское 
общество Хейгенины оказались в числе тех, кто продолжал поддерживать с ними 
дружеские отношения и были, на их взгляд, не хуже других.

И вот однажды, в сочельник, в стужу и метель, Каупервуд явился к Хейгенину в 
редакцию газеты «Пресс» и был принят весьма радушно.

— А зима-то нынче дает себя знать! — весело приветствовал его Хейгенин.

— Ну, как идут дела в Северо-чикагской транспортной? — Хейгенин, как и другие 
издатели, уже давно слышал о предстоящем переоборудовании всех линий конки на 
Северной стороне — новая канатная система, силовые станции, комфортабельные 
вагоны. Поговаривали также, что принимаются какие-то меры, чтобы улучшить 
сообщение этой части города с центром.

— Мистер Хейгенин, — улыбаясь, начал Каупервуд, сбрасывая с плеч тяжелую 
меховую шубу с бобровым воротником и снимая кожаные рукавицы, — наша работа по 
переоборудованию городских железных дорог Северной стороны достигла сейчас 
такой стадии, когда нам необходима помощь или хотя бы дружеская поддержка газет.
 Главная трудность состоит в том, что все наши линии, идущие от предместья к