21. АФЕРА С ТУННЕЛЯМИ

Разделавшись с Сольбергом таким простым и грубым способом, Каупервуд перенес 
свое внимание на его супругу. Но здесь ему пришлось труднее. Каупервуд прежде 
всего сообщил миссис Сольберг, что уже укротил Эйлин и Гарольда — назначил 
Гарольду ежегодное содержание, и тот не посмеет теперь поднимать шума, а Эйлин 
тоже присмирела и будет вести себя тихо. Каупервуд старался выразить миссис 
Сольберг самое горячее сочувствие, но она уже тяготилась своей связью с ним. 
Она любила его прежде — во всяком случае так ей казалось, — но после яростных 
воплей и угроз Эйлин он вдруг предстал перед нею в новом свете, и ей захотелось 
от него освободиться. Деньги Каупервуда — а он был щедр — не представляли для 
нее такого соблазна, как для многих других женщин. Правда, Рита благодаря 
Каупервуду жила в роскоши, но она легко могла без нее обойтись. Фрэнк Каупервуд 
покорил ее главным образом тем, что его, как ей казалось, окружала какая-то 
удивительная атмосфера спокойствия и уверенности. Это придавало ему налет 
романтики в ее глазах. Но вот пронесся шквал, и эта романтическая дымка 
развеялась. Каупервуд оказался таким же, как все, — обыкновенным человеком, не 
застрахованным от житейских бурь и кораблекрушений. Быть может, он был более 
искусным мореходом, чем многие другие, — но и только. И Рита, оправившись 
немного, уехала к себе на родину, потом — в Европу. Описывать подробности их 
разрыва было бы слишком утомительно. Гарольд Сольберг, после бесплодных 
колебаний и взрывов бессильной ярости, принял в конце концов предложение 
Каупервуда и возвратился к себе на родину, в Данию. Эйлин, поупрямившись еще 
немного и закатив еще несколько сцен, в результате которых Каупервуд пообещал 
уволить с работы Антуанету Новак, вернулась домой.

Каупервуд отнюдь не был доволен такой развязкой. Все это никак не 
способствовало усилению его привязанности к Эйлин, однако, как ни странно, он в 
какой-то мере сочувствовал ей. В то время у него еще не возникало намерения 
покинуть ее, хотя иной раз и приходило на ум, что такая женщина, как Рита 
Сольберг, была бы ему более подходящей женой.

Но нет, так нет. И Каупервуд с удвоенной энергией принялся за дела. Однако 
воспоминание о днях, проведенных с Ритой, о тех минутах, когда он держал ее в 
объятиях и весь мир, казалось, окрашивался в какие-то радужные, поэтические 
тона, не покидало его. Эта женщина была так пленительна в своей наивной 
непосредственности… Но потерянного не воротишь.


В последовавшие за этим годы Каупервуд со все возрастающим интересом 
приглядывался к состоянию городского транспорта в Чикаго. Тосковать о Рите 
Сольберг было занятием пустым и бесполезным, — Каупервуд знал, что она не 
вернется к нему, и все же порой воспоминания о ней преследовали его. Но он умел 
уходить в дела с головой, и это помогало. Проблема городского транспорта всегда 
непреодолимо влекла его к себе, и сейчас она снова не давала ему покоя. Звонки 
городской конки и цоканье копыт по мостовой, можно сказать, с детства волновали 
его воображение. Разъезжая по городу, он жадным взором окидывал убегающие вдаль 
блестящие рельсы, по которым, позванивая, катились вагоны конки. Чикаго рос не 
по дням, а по часам. Крошечные вагончики, влекомые упряжкой лошадей, были 
переполнены до отказа и ранним утром и поздним вечером, а днем иной раз в них 
просто яблоку негде было упасть. О, если б можно было, подобно осьминогу, 
охватить весь город своими щупальцами! Если б можно было объединить все 
городские железные дороги и взять их под свой контроль! Какое богатство они 
сулили! А ведь только огромное, неслыханное богатство — и ничто другое — могло 
вознаградить Фрэнка Каупервуда за все, что он претерпел! Он с упоением рисовал 
себе картину своего обогащения, мечтал о линиях конки, как поэт мечтает о 
живописных ручейках, журчащих среди скал… «Завладеть городским транспортом! 
Завладеть городским транспортом!» — звенело в его мозгу.

Чикагская конка совершенно так же, как газоснабжение, находилась в руках трех 
различных компаний, каждая из которых обслуживала свою «сторону» или свой район.
 Основанная в 1859 году Чикагская городская железнодорожная компания 
обслуживала Южную сторону вплоть до 39-й улицы и была подлинным кладезем 
обогащения для своих владельцев. Эта компания проложила уже свыше семидесяти 
миль рельсовых путей и ежегодно тянула свои линии все дальше и дальше по 
Индиана авеню, Уобеш авеню, Стэйт-стрит, Арчар авеню… Ей принадлежало свыше ста 
пятидесяти старомодных вагончиков, не отапливающихся зимой и устланных для 
тепла соломой, и свыше тысячи лошадей. Конку обслуживало сто семьдесят 
кондукторов, сто шестьдесят возниц, сто конюхов и весьма солидное число 
кузнецов, шорников и ремонтных рабочих. Зимой по улицам двигались 
принадлежавшие компании снегоочистители, летом — машины для поливки. Прикинув в 
уме стоимость подвижного состава, акций, облигаций и прочего имущества компании,
 Каупервуд пришел к заключению, что ее капитал, должно быть, уже перевалил за 
два миллиона. Скверно было то, что контрольный пакет акций компании находился в 
руках у двух лиц — Шрайхарта и Энсона Мэррила. Первый был теперь заклятым 
врагом Каупервуда и старался воспрепятствовать любому его начинанию, да и 
второй тоже был настроен весьма неприязненно. Каупервуд еще и сам не знал, как