| |
ничем не хуже ее. Этого Эйлин была не в силах вынести. Она торопливо шла,
давясь от рыданий, и клялась никогда больше не возвращаться, никогда больше не
видеть Каупервуда. Но Каупервуд уже бежал за ней. Как ни мало считался он с
понятиями морали и долга, он все же не мог допустить, чтобы так оборвались его
отношения с Эйлин. Она любила его, говорил себе Каупервуд, и все дары своей
преданности и страсти принесла на алтарь этой любви. Слишком уж это было бы
несправедливо. Надо ее удержать. Каупервуд, наконец, догнал Эйлин и остановил
ее под темным сводом сумрачных осенних деревьев.
— Эйлин, — нежно сказал он, обнимая ее за плечи, — Эйлин, дорогая, это же
чистейшее безумие. Ты не в своем уме! Что ж это такое? Не уходи! Не оставляй
меня! Я тебя люблю! Неужели ты этого не видишь, не хочешь понять? Не беги от
меня и не плачь. Ведь я тебя люблю, ты это знаешь, и всегда буду любить.
Вернись, Эйлин. Ну, поцелуй меня. Я исправлюсь. Честное слово, исправлюсь. Ты
только испытай меня, и увидишь. А теперь вернемся, да? Вернемся, моя девочка,
моя Эйлин. Я прошу тебя!
Она порывалась уйти, но он держал ее и гладил ее плечи, волосы, лицо.
— Эйлин! — молил он.
Она вырывалась, но он обнял ее и крепко прижал к груди. Тогда она сразу затихла
и только изредка слабо всхлипывала, испытывая одновременно и горе и какую-то
мучительную радость.
— Я не хочу! — твердила она. — Ты не любишь меня больше. Пусти!
Но Каупервуд не отпускал ее, уговаривал, и, наконец, уткнувшись головой ему в
плечо, как это бывало прежде, она сказала:
— Только не сегодня. Не заставляй меня. Я не хочу. Не могу. Я переночую в
городе, а завтра, может быть, приеду.
— Тогда пойдем вместе, — с нежностью сказал Каупервуд. — Это, вероятно,
неразумно. Мне следовало бы позаботиться о том, чтобы предотвратить скандал. Но
я пойду с тобой.
И они направились к станции конки.
20. «ЧЕЛОВЕК И СВЕРХЧЕЛОВЕК»
Как ни прискорбно, но надо признаться, что большинство любовных союзов не
выдерживает натиска житейских бурь, и только истинная любовь — это полное
органическое слияние двух существ — способна противостоять всему, но она-то
обычно и заканчивается трагической развязкой. Рита Сольберг, так пылко,
казалось бы, влюбленная в Каупервуда, все же была не настолько околдована им,
чтобы ужасный удар, нанесенный ее самолюбию, не подействовал на нее отрезвляюще.
Какое позорное разоблачение, какое смешное и жалкое крушение всех ее пустых
расчетов и планов, какое неумение предвидеть последствия! Все это было
совершенно непереносимо! Мысль о том, как легкомысленно и беспечно попалась она
в ловушку, расставленную ей женой Фрэнка, о том, что она позволила этой женщине
сделать из себя посмешище, приводила Риту в ярость. Эта Эйлин — просто грубое
животное! Ведьма! То обстоятельство, что кулаки миссис Каупервуд оказались куда
крепче ее собственных, не особенно огорчало Риту Сольберг, — скорее она увидела
в этом доказательство своего морального превосходства. Но как бы там ни было, а
лицо у нее в синяках и кровоподтеках, точно у пьяного бродяги, и от этого
положительно можно было сойти с ума! В тот вечер в лечебнице на Лейк-Шор, куда
ее поместили, у нее было только одно желание: уехать, уехать куда-нибудь
подальше и забыть обо всем. Она не желала больше видеть Сольберга, не желала
больше видеть Каупервуда. К тому же Гарольд Сольберг, исполненный ревнивых
подозрений, решил во что бы то ни стало докопаться до истины и уже приставал к
Рите, с вопросами: с чего это миссис Каупервуд вздумалось вдруг наброситься на
нее с кулаками, какая могла быть тому причина? Впрочем, когда доложили о
Каупервуде, он сразу сбавил тон; подозрения подозрениями, а ссориться с этим
человеком ему отнюдь не хотелось.
— Я безмерно огорчен всем происшедшим, это так прискорбно, — стремительно входя
в комнату, проговорил Каупервуд — самообладание и тут не покинуло его. — Я
никак не предполагал, что моя жена подвержена таким странным припадкам. Хорошо
еще, что я подоспел вовремя. Прошу вас обоих принять мои самые искренние
сожаления. Надеюсь, миссис Сольберг, что вы не очень пострадали? Если я могу
быть чем-нибудь полезен вам или вам, — с видом живейшей готовности он взглянул
на Гарольда, — поверьте, я охотно сделаю все, что в моих силах. Мне кажется,
что миссис Сольберг следовало бы сейчас поехать куда-нибудь отдохнуть. Я с
радостью возьму на себя все расходы.
Сольберг молчал, угрюмо насупившись, размышляя; его душила злоба. Рита, которая
с появлением Каупервуда несколько приободрилась, но отнюдь не обрела еще своего
|
|