Сыскная контора, куда Эйлин после долгих недель мучительных колебаний в конце 
концов обратилась, была одним из тех гнусных учреждений, к услугам которых 
многие все же не брезгают прибегать, когда нет иного способа разрешить свои 
сомнения в личных или денежных делах. С Эйлин, как с богатой клиентки, не 
преминули содрать втридорога, но поручение выполнили исправно. К ее изумлению, 
досаде и ужасу, после нескольких недель слежки ей донесли, что Каупервуд близок 
не только с Антуанетой Новак, — о чем она подозревала, — но и с миссис Сольберг.
 И поддерживает отношения и с той и с другой — две связи одновременно! Известие 
это так ошеломило Эйлин, что она долго не могла прийти в себя.

Ни одна женщина ни до, ни после этой истории не казалась Эйлин столь опасной, 
как Рита Сольберг. Из всех живых существ женщины больше всего боятся женщин, и 
прежде всего умных и красивых. Рита Сольберг за последний год очень выросла во 
мнении Эйлин; материальное положение ее явно улучшилось, и благоденствовавшая 
Рита хорошела с каждым днем. Однажды, увидев ее в очень элегантном новеньком 
кабриолете на Мичиган авеню, Эйлин рассказала о своей встрече Каупервуду.

— У отца ее, вероятно, хорошо идут дела, — заметил он. — От Сольберга ей 
кабриолета никогда не дождаться.

И как Эйлин ни симпатизировала Гарольду — этому музыканту с впечатлительной 
душой, она понимала, что Каупервуд прав.

В другой раз, на премьере, сидя рядом с Ритой в ложе, она обратила внимание, 
какое изящное и дорогое ка ней платье: светлый шелк весь в мелкую складочку, 
ажурная строчка, бесчисленные крохотные розетки из лент

— над всем этим кому-то пришлось немало потрудиться.

— Какая прелесть! — заметила Эйлин.

— Да? Вы находите? — беззаботно отвечала Рита. — Моя портниха столько возилась 
с ним, я думала, она никогда не кончит.

Платье обошлось в двести двадцать долларов, и Каупервуд охотно уплатил по счету.


Возвращаясь тогда из театра домой, Эйлин думала о том, как изящно одевается 
Рита и как она умеет всегда выбрать именно то, что ей идет. Все-таки она 
очаровательна!

Теперь же, когда оказалось, что те самые чары, которые пленили ее, пленили и 
Каупервуда, Эйлин ощутила бешеную, лютую ненависть. Рита Сольберг! То-то 
приятная будет для нее неожиданность, когда она услышит, что Каупервуд делил 
свои чувства между ней и какой-то ничтожной стенографисткой, Антуанетой Новак! 
И этой дрянной выскочке Антуанете тоже хороший будет сюрприз, когда она узнает, 
как мало значит она для Каупервуда, если Рите Сольберг он снял целую квартиру, 
а с ней встречается в домах свидания и средней руки номерах.

Но как ни злорадствовала Эйлин, мысль о собственной беде неотступно мучила и 
терзала ее. Какой лгун! Какой лицемер! Какой подлец! Ее попеременно охватывало 
то отвращение к этому человеку, который когда-то клялся ей в своей любви, то 
безудержный, бешеный гнев, то сознание непоправимой утраты и жалость к себе. 
Что ни говори, а лишить такую женщину, как Эйлин, любви Каупервуда — значило 
отнять у нее все; без него она была как рыба, выброшенная на берег; как корабль 
с поникшими парусами; как тело без души. Рухнула надежда с его помощью занять 
положение в обществе, померкли радость и гордость именоваться миссис Фрэнк 
Алджернон Каупервуд. Получив донесения сыщиков, она сидела у себя в комнате, 
устремив усталый взгляд в пространство; впервые в жизни горькие складки 
обозначились в уголках ее красивого рта. Перед ней как в тумане беспорядочно 
проносились картины прошлого, страшные мысли о будущем. Вдруг она вскочила — в 
глаза ей бросилась фотография на туалетном столе, с которой, словно на смех, 
спокойно и пытливо смотрел на нее муж. Эйлин схватила снимок, швырнула на пол и 
в бешенстве растоптала своей изящной ножкой красивое и наглое лицо. Мерзавец! 
Негодяй! Она представила себе, как белые руки Риты обвивают его шею, как губы 
их сливаются в долгом поцелуе. Воздушные пеньюары, открытые вечерние туалеты 
Риты стояли у нее перед глазами. Так нет же, он не достанется ни ей, ни этой 
дрянной выскочке, Антуанете Новак! Этому не бывать! Дойти до того, чтобы 
связаться с какой-то стенографисткой у себя же в конторе! В будущем она уже не 
позволит ему взять себе в секретари девушку. После всего, чем она для него 
пожертвовала, он не смеет не любить ее, не смеет даже глядеть на других женщин! 
Самые несообразные мысли вихрем проносились в ее голове. Она была близка к 
помешательству. Страх потерять Каупервуда довел ее до такого исступления, что 
она способна была на какой угодно опрометчивый шаг, на какую угодно 
бессмысленную и дикую выходку. Эйлин с лихорадочной поспешностью оделась, 
послала за наемной каретой и велела везти себя к Дворцу нового искусства. Она 
покажет этой красавице с конфетной коробки, этой вкрадчивой дряни, этой 
чертовке, как отбивать чужих мужей. По дороге она обдумывала план действий. Она 
не станет сидеть сложа руки и дожидаться, пока у нее отнимут Фрэнка, как она