|
жаль меня?
— Жаль, крошка! Хотя мне нравится причинять тебе боль.
— Ну, что с тобой поделаешь!
Но и после этих бурных порывов его все так же влекло к ней. Она как бабочка,
думал он, палевая с белым или лазоревая с золотом — порхает над шиповником, с
цветка на цветок.
Очень скоро Каупервуд убедился, что Рита прекрасно разбирается в требованиях
света, хотя сама и не принята в этом кругу. Рита сразу поняла и его желание
играть роль в обществе, и честолюбивое стремление коллекционировать картины, и
мечты о блестящем будущем. По-видимому, ей было ясно, что он еще полностью не
проявил себя, что Эйлин — жена для него не совсем подходящая и что ей, Рите,
эта роль была бы больше по плечу. Вскоре она стала говорить с ним и о своем
муже, очень снисходительно отзываясь о его слабостях и недостатках. Она не
питала к нему зла, просто ей, как видно, наскучили отношения, которые не
оправдывались ни любовью, ни преклонением перед талантом, ни взаимным
пониманием. Каупервуд предложил Рите перебраться в более просторную мастерскую,
покончить с мелочной экономией, которая стесняла ее и Сольберга, и объяснить
это тем, что родные стали высылать ей больше денег. Сначала Рита и слушать
ничего не хотела, но Каупервуд мягко, хотя и упорно настаивал и все-таки
добился своего. Спустя еще немного он посоветовал ей уговорить Гарольда поехать
в Европу. Пусть думает, что ее родные и на этот раз расщедрились. Просьбы,
ласки, убеждения, лесть делали свое дело; миссис Сольберг в конце концов
подчинилась и приняла помощь Каупервуда: избавившись от материальных забот, она
совсем успокоилась и расцвела. Впрочем, щедротами Каупервуда Рита пользовалась
умеренно и деньги его тратила с умом. Больше года ни Сольберг, ни Эйлин не
подозревали об этой связи. Гарольд, которого ничего не стоило обвести вокруг
пальца, поехал погостить к матери в Данию, а оттуда в Германию —
совершенствоваться в музыке. На следующий год Рита Сольберг отправилась вслед
за Каупервудом в Европу. В Экс-ле-Бен, в Биаррице, в Париже и даже в Лондоне
Эйлин пребывала в блаженном неведении относительно этой второй спутницы своего
супруга. Рита старалась развить вкус Каупервуда, познакомила его с серьезной
музыкой и литературой; благодаря ей изменились его взгляды на многие вещи. Она
одобряла его намерение составить большое собрание картин старых мастеров и
советовала быть осмотрительнее в выборе полотен современных художников.
Каупервуд был вполне доволен таким положением дел и ничего лучшего не желал.
Но как и всякое пиратское плавание по волнам страсти, положение это было
чревато опасностью: того и гляди мог подняться шторм — одна из тех свирепых
бурь, причиной которых бывает обманутое доверие и созданные обществом моральные
нормы, согласно которым женщина является собственностью мужчины. Правда,
Каупервуда, который никаких законов, кроме своих собственных, не признавал, а
если и подчинялся чужому закону, то лишь тогда, когда не мог его обойти,
возможность скандала, сцен ревности, криков, слез, упреков, обвинений особенно
не смущала. К тому же, быть может, удастся этого избежать. И там, где
обыкновенный человек побоялся бы последствий даже одной такой связи, Каупервуд,
как мы видели, не смущаясь и почти одновременно, завязывал отношения с
несколькими женщинами. Новая связь не могла его испугать, тем более что на этот
раз он был по-настоящему увлечен. Прежние его любовные похождения в лучшем
случае были суррогатом подлинного чувства, пустыми интрижками, в которых не
участвовали ни ум, ни сердце. С миссис Сольберг дело обстояло иначе. Неизвестно,
надолго ли, но теперь Рита была для него всем. Однако женщины обладали для
Каупервуда такой притягательной силой, так мощно — если не чувственно, то
эстетически — действовала на него их красота и манящая тайна их
индивидуальности, что он вскоре оказался вовлеченным в новую авантюру, исход
которой был не столь благополучен.
Антуанета Новак поступила к Каупервуду в качестве личного секретаря и
стенографистки чуть ли не со школьной скамьи: среднее образование она получила
в училище на Западной стороне, после чего окончила еще коммерческую школу.
Девочкой приехав в Америку вместе с родителями, она выросла и расцвела на диво.
Трудно было поверить, что эта стройная и гибкая красавица, всегда со вкусом
одетая, прекрасно знающая стенографию, бухгалтерию и всю конторскую работу, —
дочь бедного поляка, который работал сначала в юго-западной части Чикаго на
сталелитейном заводе, а потом открыл в польском квартале третьеразрядную
лавчонку и стал торговать табаком, газетами и писчебумажными принадлежностями.
Продажа игральных карт да комнатка за лавкой, где посетители могли посидеть и
при случае перекинуться в картишки, по существу были единственными доходными
статьями этого предприятия. Антуанета (кстати сказать, ее звали Минка, а имя
Антуанета она просто вычитала в чикагской воскресной газете), тоненькая
брюнетка, мечтательная, честолюбивая и полная надежд на будущее, не прослужив и
недели на новом месте, стала восхищаться Каупервудом и, затаив дыхание, следила
за каждым его смелым ходом в войне с газовыми компаниями. Быть женой такого
человека, думала она, завоевать его любовь или хотя бы привлечь его внимание —
какое это должно быть счастье! После серенького мирка ее детства и юности, — он
казался ей сереньким по сравнению с теми высшими и недоступными сферами, о
существовании которых она начала догадываться, глядя на своего шефа, — и после
|
|