сильный, жизнерадостный, ловкий! Гарольд — тот целый день сегодня проклинал 
судьбу, жизнь, преследующие его неудачи.

— Я бы на твоем месте не жаловалась, — заметила она язвительно. — Надо только 
больше работать и меньше бесноваться.

В ответ он раскричался, устроил сцену, а она ушла гулять. Когда она вернулась, 
за ними заехала Эйлин. Это было очень кстати. Рита сразу повеселела и побежала 
одеваться. Сольберг последовал ее примеру. Счастливые и довольные с виду, 
словно ничего и не произошло, они отправились в путь. Теперь, слушая Каупервуда,
 Рита гордо поглядывала по сторонам. «Да, я красива, — думала она, — и он от 
меня без ума. Как это было бы упоительно, если б только мы посмели». Но вслух 
сказала:

— Ничего хорошего во мне нет! Просто день выдался прекрасный. Платье самое 
обыкновенное, а я даже немножко расстроена сегодня.

— Что-нибудь случилось? — участливо спросил он под стук экипажей, заглушавший 
их голоса. — Может быть, я могу быть вам полезен? — Каупервуд рад был бы случаю 
вывести Риту из затруднительного положения, оказать ей услугу и покорить ее 
своей добротой. — Сейчас мы проедем в Джексон-парк, пообедаем там в павильоне и 
вернемся в город при луне. Хорошо, правда? Так улыбнитесь же, будьте веселы, 
как всегда. О чем вам грустить? Я готов сделать для вас все, что вы пожелаете,
 — все, что в моих силах! У вас может быть все, чего бы вы ни захотели. Что 
тревожит вас? Вы знаете, как вы мне дороги. Расскажите мне о своих затруднениях,
 позвольте мне избавить вас от всяких забот.

— Нет, вы для меня ничего не можете сделать — во всяком случае сейчас. 
Затруднения? Ну, какие там затруднения. Все пустяки!

Она даже о себе говорила с небрежной отчужденностью, в которой была какая-то 
особая прелесть. Каупервуд был очарован.

— Но вы-то для меня не пустяк, Рита, — мягко сказал он, — так же как и все, что 
вас касается. Я вам говорил, как много вы для меня значите. Неужели вы сами 
этого не видите? Для меня вы самая сложная из всех загадок и самая чудесная. Я 
без ума от вас. Со времени нашей последней встречи я все думал, думал. Если у 
вас есть какие-то заботы, тревоги — поделитесь со мной. У меня сейчас только 
одна забота — вы. Соедините свою жизнь с моей, и я устрою так, что вы будете 
счастливы. Вы нужны мне, а я — вам.

— Да, — сказала она, — я знаю… — И запнулась. — Ничего особенного не произошло, 
мы с Гарольдом немножко повздорили.

— Из-за чего?

— Из-за меня. — Она опять капризно выпятила губки. — Я не могу вечно курить 
фимиам, как вы тогда сказали. — Слова Каупервуда крепко засели у нее в уме. — 
Но это все позади. Смотрите, какой чудесный день, просто вос-хи-ти-тель-ный!

Каупервуд поглядел на нее и покачал головой. Как она очаровательна в своей 
непоследовательности! Правя лошадьми и разговаривая с Сольбергом, Эйлин ничего 
не слышала и не видела. Она была поглощена своим спутником, а кроме того, ее 
внимание отвлекал поток экипажей, устремлявшихся к югу по Мичиган авеню, 
Мелькавшие мимо деревья с нежной молодой листвой, зеленеющий газон, вскопанные 
клумбы, распахнутые окна домов — вся неотразимая прелесть весны вызывала в 
Каупервуде радостное ощущение жизни, заново начинавшейся и для него. Если бы 
упоение, которое он сейчас испытывал, могло быть видимо, оно окружило бы его 
сияющим ореолом. Миссис Сольберг чувствовала, что ей предстоит провести 
чудесный вечер.

Обедали в парке, на открытом воздухе, цыплятами, жареными в сухарях; пили 
шампанское и ели вафли, — словом, все было, как водится. Эйлин, польщенная тем, 
что Сольберг в ее обществе очень оживлен, дурачилась, провозглашала тосты, 
смеялась, бегала по лужайке и веселилась вовсю. Гарольд открыто ухаживал за ней,
 как делали это все мужчины, пытался было даже объясниться в любви. Эйлин 
шутливо его обрывала, называя «несносным мальчишкой» и требуя, чтобы он 
«перестал сейчас же!» Она была настолько уверена в себе, что, вернувшись домой, 
не побоялась рассказать Каупервуду, как легко воспламеняется Сольберг и как она 
все время над ним подтрунивала. Каупервуд, не сомневавшийся в ее верности, 
отнесся к этому рассказу весьма благодушно. Сольберг — болван, пусть себе 
ухаживает за Эйлин, — это как нельзя более кстати.

— Гарольд неплохой малый, — заметил он. — Я ничего против него не имею, но 
скрипач он, по-моему, довольно посредственный.

После обеда вся компания поехала по берегу озера за город, где начиналась 
прерия с разбросанными там и сям темными купами деревьев. Небо было чисто, и 
ярко светила луна, заливая серебристым сиянием безмолвные поля и неподвижную 
поверхность озера. Расточаемый Каупервудом яд, который Рита в последнее время