восхитительный рот и какие светлые пушистые волосы! Но главное — за всем этим 
чувствовалась индивидуальность, определенная душевная настроенность, которая 
вызывала у Каупервуда сочувственный отклик, более того — страстное влечение. 
Такую женщину он мог бы полюбить. Она чем-то напоминала Эйлин, когда та была на 
шесть лет моложе (Эйлин теперь исполнилось тридцать три, а миссис Сольберг 
двадцать семь), только Эйлин была более рослой, сильной, здоровой и будничной. 
Миссис Сольберг — словно раковина тропических морей, — пришло ему в голову 
сравнение, — нежная, теплая, переливчатая. Но в ней есть и твердость. Он еще не 
встречал в обществе подобной женщины. Такой притягательной, пылкой, красивой. 
Каупервуд до тех пор смотрел на нее, пока Рита, почувствовав на себе его взгляд,
 не обернулась и лукаво, одними глазами, не улыбнулась ему, строго поджав губы. 
Каупервуд был покорен. Может ли он на что-то надеяться, — было теперь 
единственной его мыслью. Означает ли эта неуловимая улыбка что-нибудь, кроме 
светской вежливости? Вероятно, нет. Но разве в такой натуре, богатой, пылкой, 
нельзя пробудить чувство?

Каупервуд воспользовался тем, что Рита встала из-за рояля, чтобы спросить:

— Вы любите живопись? Не хотите ли посмотреть картинную галерею? — и предложил 
ей руку.

— Когда-то я думала, что буду знаменитой художницей, — с кокетливой ужимкой и, 
как показалось Каупервуду, удивительно мило сказала миссис Сольберг. — Забавно! 
Правда? Я даже послала отцу рисунок с трогательной надписью: «Тому, которому я 
всем обязана», Надо видеть рисунок, чтобы понять, как это смешно.

И она тихо засмеялась.

Каупервуд весело вторил ей, чувствуя, как жизнь вдруг заиграла новыми красками. 
Смех Риты освежал, словно летний ветерок.

— Это Луини, — сказал он, невольно понижая голос, когда они вошли в галерею, 
освещенную мягким сиянием газовых рожков. — Я купил его прошлой зимой в Италии.

Перед ними было «Обручение св.Екатерины». Каупервуд молчал, пока она 
разглядывала тонкие черты святой, которым художник сумел придать выражение 
неземного блаженства.

— А вот, — продолжал он, — мое самое ценное приобретение — Пинтуриккьо.

— Они остановились перед портретом известного своим коварством Цезаря Борджиа.

— Какое необыкновенное лицо! — простодушно заметила миссис Сольберг. — Я не 
знала, что существует его портрет. Он сам похож на художника, вы не находите? — 
Рита, конечно, слышала о кознях и преступлениях Цезаря Борджиа, но никогда не 
читала его жизнеописания.

— Он и был художником в своем роде, — отвечал с иронической улыбкой Каупервуд, 
которому в свое время, когда он покупал портрет, рассказали во всех 
подробностях и о Цезаре Борджиа и об его отце — папе Александре VI. С тех пор 
его и стала интересовать история семейства Борджиа. Впрочем, миссис Сольберг 
вряд ли уловила скрытую в его словах иронию.

— А вот миссис Каупервуд, — заметила Рита, переходя к портрету, написанному 
Ван-Беерсом. — Эффектная вещь! — добавила она тоном знатока, и эта наивная 
самоуверенность показалась Каупервуду очень милой: он считал, что женщина 
должна быть самонадеянной и немного тщеславной. — Какие сочные краски! И этот 
сад и облака — очень удачный фон.

Она отступила на шаг, и Каупервуд, занятый только ею, залюбовался изгибом ее 
спины и профилем. Какая гармония линий и красок! «Движенье каждое сплетается в 
узор», — хотелось ему процитировать, но вместо этого он сказал:

— Портрет писался в Брюсселе. А облака и вазу в нише художник написал потом.

— Превосходный портрет, — повторила миссис Сольберг и двинулась дальше.

— А как вам нравится Израэльс?

Картина называлась «Скромная трапеза».

— Очень нравится, — отвечала она. — И ваш Бастьен-Лепаж тоже. (Она имела в виду 
«Кузницу»). Но мне кажется, что старые мастера у вас более интересны. Если вам 
посчастливится отыскать еще несколько вещей, их непременно надо перевесить в 
отдельный зал. Вы не думаете? А вот к Жерому я как-то равнодушна, — она 
говорила, растягивая слова, и это казалось Каупервуду очаровательным.

— Почему же? — спросил он.

— В нем что-то есть искусственное, вы не находите? Мне нравится колорит, но