первого взгляда он понял, что перед ним одна из тех светских женщин, к которым 
его тянуло в последнее время, хотя любоваться ими ему приходилось только 
издали: изящная, элегантно, но строго одетая, миниатюрная, стройная, с темными 
волосами и глазами, смуглой кожей, крохотным ртом и пикантным вздернутым 
носиком. В общем это была шикарная женщина по представлениям чикагцев того 
времени. Выражение ее глаз говорило о жизненном опыте, а задорно-дерзкое лицо 
пробудило в Каупервуде сознание своего мужского превосходства и желание во что 
бы то ни стало подчинить ее себе. На вызывающе-пренебрежительный взгляд, 
который она метнула в его сторону, Каупервуд ответил пристальным и властным 
взглядом, заставившим даму тотчас опустить глаза. Он смотрел на нее не нагло, а 
лишь настойчиво и многозначительно. Незнакомка была ветреной супругой одного 
преуспевающего адвоката, поглощенного своими делами и самим собой. После этого 
молчаливого разговора она с притворным безразличием остановилась неподалеку, 
делая вид, что внимательно рассматривает кружева. Каупервуд не сводил с нее 
глаз в надежде, что она опять посмотрит на него. Но он спешил по делам, не 
хотел опаздывать и потому, вырвав листок из записной книжки, написал название 
отеля, а внизу сделал приписку: «Второй этаж, гостиная, вторник в час дня». 
Дама стояла вполоборота к нему, и ее левая, затянутая в перчатку, рука была 
опущена. Проходя мимо, незаметно сунуть ей записку ничего не стоило. Каупервуд 
так и поступил и видел, как незнакомка зажала ее в руке. Вероятно, она украдкой 
все время наблюдала за ним. В назначенный день и час она ждала его в отеле, 
хотя он даже не подписал своего имени. Эта связь, показавшаяся ему вначале 
восхитительной, длилась, однако, недолго. Его возлюбленная была интересна, но 
уж слишком причудлива и капризна.

Затем у Хадлстоунов — своих прежних соседей — он как-то встретил на обеде 
девушку двадцати трех лет, которая на короткое время сильно увлекла его. У нее 
была смешная и не слишком благозвучная фамилия — Хабби (Элла Ф.Хабби, как он 
выяснил впоследствии), но девушка была очень мила. Главная ее прелесть 
заключалась в шаловливой лукавой мордочке и плутовских глазах. Отец Эллы был 
состоятельным комиссионером с Южной Уотер-стрит. Стоило Каупервуду обратить на 
нее внимание, как девушка не замедлила влюбиться в него, что, впрочем, было 
довольно естественно. Она была молода, неопытна, впечатлительна, блеск славы 
кружил ей голову, а миссис Хадлстоун уже давно на все лады превозносила 
Каупервуда и пророчила ему великую будущность. Когда Элла с ним встретилась, 
увидела, что он очень моложав, откровенно ею любуется и ничуть не страшен и не 
суров, — во всяком случае с нею, — она была совершенно очарована, и стоило 
Эйлин отвернуться, как смеющиеся глаза девушки тотчас с восхищением обращались 
на Каупервуда. После обеда все перешли в гостиную, и тут Каупервуд самым 
естественным и непринужденным образом пригласил Эллу навестить его в конторе, 
если ей доведется быть поблизости. Но глаза его досказали остальное, вызвав в 
ответ жаркий и смущенный взгляд. Она пришла, и они стали встречаться. Но связь 
эта была непродолжительной и не захватила его. Девушка была не из тех, что 
могла бы удержать Каупервуда после того, как было удовлетворено его любопытство.


За этой связью последовала еще одна короткая интрижка с некоей миссис Джозефайн 
Ледуэл, красивой вдовушкой, которая, вздумав спекулировать на хлебной бирже, 
обратилась за советом к Каупервуду и с первой же встречи решила, что с ним 
стоит затеять флирт. Внешне она немного походила на Эйлин, но была постарше, не 
так хороша собой и обладала более трезвым, практическим складом ума. Ее 
элегантность, независимая манера держаться и холодная расчетливость 
заинтриговали Каупервуда. Она, со своей стороны, всячески старалась его завлечь 
и в конце концов преуспела; местом встреч им служила ее квартира на Северной 
стороне. Связь эта длилась месяца полтора; новая возлюбленная даже не очень 
нравилась Каупервуду. Всякой женщине, которая с ним сближалась, предстояло 
состязаться с привлекательностью Эйлин и былым очарованием его первой жены. А 
это оказывалось не так уж просто.

Именно в ту пору, чем-то напоминавшую первые годы супружества с Лилиан, когда 
они тоже почти никуда не выезжали, Каупервуд встретил, наконец, женщину, 
которой суждено было оставить глубокий след в его жизни. Он долго не мог ее 
забыть. Это была жена молодого скрипача, Гарольда Сольберга, датчанина, 
поселившегося в Чикаго. Сама она не была датчанкой. Мужа ее выдающимся 
скрипачом никак нельзя было назвать, хотя музыкальным темпераментом он 
несомненно обладал.

Всем нам приходилось сталкиваться, и в самых разных областях, с этими будущими 
светилами, без пяти минут знаменитостями, непризнанными гениями. Это любопытный 
народ, с великим упорством предающийся тому делу, к которому вопреки всему 
считает себя призванным. У этих людей и подобающая внешность и все традиционные 
замашки профессионала, однако это только «медь звенящая и кимвал бряцающий». 
Достаточно было самого краткого знакомства с Гарольдом Сольбергом, чтобы 
отнести его именно к этой категории людей искусства. У него был хмурый 
блуждающий взгляд, длинные до плеч темно-каштановые кудри, которые он зачесывал 
назад, оставляя одну прядь по-наполеоновски спущенной на лоб, младенчески 
нежный румянец, чересчур пухлые, красные, чувственные губы, красивый нос с 
небольшой горбинкой, густые брови и усы, которые топорщились так же беспокойно, 
как и его болезненно самолюбивая и ничтожная душа. Родные услали его из Дании, 
потому что в двадцать пять лет он все еще никак не проявил себя и только и