музыкантах, танцовщицах, певцах. Ему без труда удалось сговориться с ними, так 
как он обещал им возможность попировать на чужой счет. Обеспечив, таким образом,
 средства для развлечения Эйлин, если она приедет в Париж, он перенес свое 
внимание на модных портных — туалеты Эйлин казались ему далеко не 
удовлетворительными, но Толлифер полагал, что если осторожно натолкнуть ее, 
дать несколько тактичных советов, это дело легко поправить, а тогда уж ему 
можно будет, не стесняясь, ввести ее в круг своих друзей.

Один из его чикагских приятелей представил его некоему аргентинцу, Виктору 
Леону Сабиналю, и это оказалось весьма полезным знакомством. Сабиналь, молодой 
человек из хорошей состоятельной семьи, приехал в Париж несколько лет назад с 
деньгами и рекомендательными письмами, которые сразу открыли ему доступ в самые 
разнообразные круги этой космополитической столицы. Но, очутившись в Париже, 
молодой аргентинец дал волю своей необузданной натуре и пустился во все тяжкие; 
он промотал все, что у него было, и в конце концов истощил терпение своих 
великодушных родителей. Они наотрез отказались давать ему деньги на его 
разгульную жизнь, и Сабиналю, так же как и Толлиферу, пришлось изворачиваться 
самому. Попытки поживиться на счет друзей мало-помалу привели к тому, что все 
приличные, солидные люди захлопнули перед ним двери.

Однако кое-кто из его друзей не забывал, что Сабиналь — сын весьма 
состоятельных родителей, которые, наверно, когда-нибудь сменят гнев на милость 
и простят своего сына. А это значит, что со временем у него будут деньги, и 
тогда кое-что перепадет и его друзьям. Поэтому около него остался кружок 
легкомысленных и более или менее способных на все руки приятелей: актеры, 
военные, прожигатели жизни всех национальностей, интересные молодые люди и дамы,
 искатели приключений и легкой наживы. В то время, когда Толлифер познакомился 
с ним, аргентинцу, благодаря его связям с французской полицией и политиканами, 
удалось открыть некое веселое, приятное и вполне приличное заведенье, куда 
допускались только его знакомые, которые в то же время являлись и попечителями 
этого предприятия.

Сабиналь был высокий стройный брюнет. В его длинном, узком, смуглом лице было 
что-то почти зловещее. Под необыкновенно высоким лбом один глаз, наполовину 
закрытый опущенным веком, казался узенькой черной щелкой, другой, блестящий, 
широко раскрытый и совершенно круглый, производил впечатление стеклянного. 
Верхняя губа у него была тонкая, а нижняя, не лишенная приятности, забавно 
выдавалась вперед; ровные крепкие зубы сверкали ослепительной белизной. Его 
длинные узкие руки и ноги, как и все его длинное, тонкое тело, отличались 
необыкновенной гибкостью и силой. В нем как-то странно сочетались неуловимая 
грация, хитрость и своеобразное, но весьма опасное обаяние. Чувствовалось, что 
этот человек не остановится ни перед чем, и плохо придется тому, кто перейдет 
ему дорогу.

Заведение Сабиналя на улице Пигаль было открыто и днем и ночью. Приходили днем 
выпить чаю и оставались до утра. Обширное помещение на третьем этаже, куда 
поднимались в маленьком лифте, было отведено для азартных игр. Во втором этаже 
помещался небольшой бар с весьма расторопным барменом, соотечественником 
Сабиналя; в случае надобности он брал себе одного-двух, а иногда даже и трех 
помощников. В нижнем этаже находились прихожая, гостиная, кухня, а кроме того, 
картинная галерея с очень недурными картинами и довольно занятная библиотека. 
При доме имелся прекрасный винный погреб. Шеф-повар, тоже аргентинец, отпускал 
закуски, чай, обыкновенные и экстренные обеды и даже утренние завтраки; за все 
это платы с гостей он не брал, а получал только чаевые.

Познакомившись с Сабиналем, Толлифер сразу почувствовал в нем родственную 
натуру, однако с гораздо более широкими возможностями. Он с удовольствием 
принял приглашение посетить его особняк; Он познакомился там с весьма 
интересными личностями: банкирами и законодателями Франции, русскими великими 
князьями, южноамериканскими миллионерами, греческими банкометами и тому 
подобной публикой и сразу решил, что здесь-то и можно будет найти для Эйлин 
компанию, которая покажется ей избранным великосветским кружком.

Воодушевленный этим знакомством, Толлифер приехал в Лондон в самом радужном 
настроении. Позвонив по телефону Эйлин и условившись с ней о свидании, он 
посвятил остаток дня заботам о своем гардеробе. Он побывал во всех модных 
магазинах на Бонд-стрит и полностью экипировался для летнего сезона. Вечером он 
отправился в отель к Эйлин, решив предусмотрительно, что на сей раз он не будет 
разыгрывать влюбленного. Он будет просто бескорыстным другом — она нравится ему 
как человек, и ему, безо всяких задних мыслей, по-дружески хочется предоставить 
ей возможность повеселиться, поскольку у него здесь широкий круг светских 
знакомых, а она тут одна и очень скучает.

Едва только Толлифер вошел и они поздоровались, Эйлин сразу начала рассказывать 
ему о своей поездке с Каупервудом в усадьбу лорда Хэддонфилда.

— Хэддонфилд?.. — перебил ее Толлифер. — Ах, да, припоминаю. Несколько лет тому 
назад он приезжал в Америку. Мы с ним познакомились, кажется, в Ньюпорте или в 
Саутгэмптоне. Забавная фигура. Он, знаете, очень любит умных людей.