В этот день Джонсон, войдя к Стэйну, застал его в весьма непринужденной позе. 
Откинувшись на высокую спинку удобного чиппенделевского кресла с круглыми 
ручками, Стэйн лежал, вытянувшись во весь свой длинный рост и закинув ноги на 
громадный письменный стол красного дерева. На нем был превосходно сшитый 
шерстяной костюм песочного цвета, кремовая сорочка и темно-оранжевый галстук; 
от времени до времени он лениво стряхивал пепел с папиросы, дымившейся у него в 
руке. Он просматривал отчет акционерной компании «Южноафриканские алмазные копи 
Де-Бирс» — компании, в делах которой он был непосредственно заинтересован. 
Двадцать акций, своевременно приобретенных им, давали ему ежегодно около 
двухсот фунтов чистого дохода. У Стэйна было длинное желтоватое лицо, нос 
крупный, с едва заметной горбинкой, пронзительные темные глаза под низким лбом, 
большой рот с припрятанной в уголках лукавой улыбкой и слегка выдающийся 
подбородок.

— А, это вы! — воскликнул он, когда Джонсон, тихонько постучавшись, вошел в 
кабинет. — Ну что у вас нового, господин благочестивый методист? Я кстати 
что-то читал сегодня утром по поводу вашего выступления, в Стикни, что ли?

— А-а, вы про это, — пробормотал Джонсон, в волнении застегивая пуговицы своего 
рабочего сюртука из черной шуршащей материи. Он был очень польщен тем, что 
Стэйн все же обратил внимание на заметку. — У нас, знаете, вышел спор между 
священниками двух церквей в нашем приходе, так вот мне пришлось их мирить. А 
потом меня попросили сказать речь. Ну, я и воспользовался случаем, прочел им 
маленькое нравоученье. — И он, вспомнив об этом, гордо выпрямился и принял 
весьма внушительный вид. Стэйн, конечно, сразу заметил это.

— Вам бы, Джонсон, в парламенте выступать или в суде, — шутливо сказал он. — Но 
только я, знаете, посоветовал бы вам начать с парламента. Мы здесь без вас пока 
еще никак не управимся, жалко вас отдавать в суд.

И он, добродушно посмеиваясь, посмотрел на Джонсона, а Джонсон весь просиял, 
довольный и растроганный.

— Да я, признаться, давно уже подумываю о парламенте. И наши дела здесь много 
бы от того выиграли. Райдер и Бэллок только и толкуют об этом. И Райдер, по 
правде сказать, прямо-таки требует, чтобы я выставил свою кандидатуру в его 
округе на сентябрьских выборах. Он считает, что я непременно пройду, надо 
только разок-другой выступить с речью.

— Ну, а почему бы и нет? Лучше вас кандидата и не сыщешь. И у Райдера, знаете, 
там большое влияние. Я вам серьезно советую. И если я или кто-нибудь из моих 
друзей сможем вам быть чем-нибудь полезны, вам надо только сказать. Я с 
удовольствием все сделаю.

— Вы очень добры, и, поверьте, я очень признателен вам. Да вот, кстати сказать, 
у меня сегодня в конторе… — тут Джонсон сразу понизил голос и перешел на 
конфиденциальный тон, — произошло кое-что для вас весьма небезынтересное.

Он замолчал, вытащил носовой платок, высморкался. Стэйн смотрел на него с 
любопытством.

— Что это у вас за секреты? Ну-ка, выкладывайте!

— Ко мне сегодня явились два субъекта: Виллард Джеркинс, американец, и Биллем 
Клурфейн, голландец. Агенты, маклеры: Клурфейн — в Лондоне, а Джеркинс — в 
Нью-Йорке. Рассказали мне кое-что весьма любопытное. Вы помните опцион на акции 
Чэринг-Кросс, который мы продали за тридцать тысяч Гривсу и Хэншоу?

Стэйн, которого несколько забавлял таинственный тон Джонсона, сразу 
заинтересовался. Он швырнул отчет, который держал в руках, снял ноги со стола и 
пристально посмотрел на своего компаньона.

— Опять эта проклятая Электро-транспортная! Ну что там еще такое?

— По-видимому, они только что ездили в Нью-Йорк, — продолжал Джонсон, — и вели 
там переговоры с этим архимиллионером Каупервудом. Похоже, они предложили ему 
половину своего тридцатитысячного опциона за то, чтобы он достал деньги на 
постройку дороги. — Джонсон презрительно усмехнулся. — Ну а сверх того он потом 
должен был бы уплатить им еще сто тысяч фунтов за их строительные работы.

Тут они переглянулись и многозначительно хмыкнули.

— Разумеется, он отказался, — продолжал Джонсон. — Однако он, по-видимому, не 
прочь приобрести Чэринг-Кросс, при условии, что он получит полный контроль, то 
есть все или ничего. Судя по тому, что рассказывают эти двое, он как будто 
интересуется такой реорганизацией транспорта, о которой мы с вами здесь думаем 
вот уже десять лет. Из Чикаго его, как вы знаете, выставили.

— Да, это я знаю, — сказал Стэйн.