еще денег; наймусь на другую работу. Я знаю, меня возьмут. Мы переедем на 
другую квартиру. Я все устрою, Брюс! Ну, пойдем, пожалуйста, прошу тебя!. Не 
гляди на меня так сердито. Если ты меня бросишь, я сейчас же покончу с собой.

Но Толлифер на этот раз был неумолим.

— Перестань, Рози. Не будь дурой. Ничего ты не покончишь с собой. И сама это 
отлично знаешь. Возьми себя в руки. Успокойся, я приду к тебе попозже, вечером, 
или, может быть, завтра. Но я должен найти себе какое-то дело, вот и все. 
Понятно тебе?

Розали вдруг как-то сразу обессилела. Она почувствовала, что ничего сделать 
нельзя; все равно уйдет, этого не миновать. Его теперь ничем не удержишь.

— Не уходи, Брюс! — в отчаянии твердила она, прижимаясь к нему всем телом. — Я 
тебя не пущу! не пущу! не пущу! Ты не можешь вот так: взять и уйти!

— Не могу? — засмеялся он. — А ну посмотрим!

Он оттолкнул ее и, переступив порог, быстро пошел вниз по лестнице. Розали, 
глядя перед собой невидящими глазами, стояла не двигаясь и с ужасом дожидалась, 
как хлопнет внизу, закрывшись за ним, тяжелая входная дверь. Потом она, как-то 
вся съежившись, повернулась, вошла в комнату и, затворив за собой дверь, 
уткнулась в нее, закрыла лицо руками и зарыдала.

Ей пора было уже отправляться на репетицию. Но она даже не могла и подумать об 
этом. Все равно теперь, жить не для чего: все кончено… Вот разве только что он, 
может быть, еще вернется?.. Ведь должен же он прийти за своими вещами…



9

Толлифер уже давно подумывал пристроиться агентом в какой-нибудь крупной 
маклерской фирме или в нотариальной конторе, ведающей опекой и делами богатых 
вдов и наследниц. Однако осуществить это было не так-то легко, ибо он 
совершенно оторвался от этого круга пронырливых молодых людей, которые не 
только соприкасались с лучшим нью-йоркским обществом, но и процветали в нем, 
пользуясь всеми его благами. Такие люди были мало того что полезны, но иной раз 
просто необходимы богатым дамам, мечтающим занять положение в обществе, однако 
не имеющим для этого никаких связей, а также перезрелым девицам, которые, 
несмотря на солидный возраст, все еще мечтали блистать в свете.

Для такого рода деятельности требовалось немало: хорошее американское 
происхождение, приятная внешность, светский лоск, обширная эрудиция по части 
всякого спорта — гонок на яхтах, скачек, тенниса, поло, верховой езды и езды в 
экипаже, а также по части таких развлечений, как опера, театры и всякого рода 
зрелища. Эти люди ездили с богачами в Париж, Биарриц, Монте-Карло, Ниццу, 
Швейцарию, Ньюпорт, на Палм-Бич, для них были открыты все двери — и тайных 
притонов на юге и разных аристократических клубов. В Нью-Йорке они подвизались 
главным образом в шикарных ресторанах, в опере, где неизменно красовались в 
ложах бенуара, и в других театрах. Разумеется, они должны были безупречно 
одеваться, соблюдать все правила этикета, обладать ловкостью и уменьем 
доставать лучшие места на скачки, на теннисные и футбольные матчи и на все 
модные премьеры. Желательно было, чтобы они могли составить партию в карты и 
посвятить в правила и тонкости игры неопытного партнера, а при случае дать 
полезный совет и по части дамских нарядов, ювелирных изделий и убранства комнат.
 Но самое главное, они должны были заботиться о том, чтобы имена их патронесс 
как можно чаще появлялись на страницах газет в отделе светской хроники.

Такого рода многосторонняя деятельность обычно вознаграждалась, и в этом, 
собственно, не было ничего предосудительного, ибо полезным молодым людям 
приходилось делать немалые усилия, а иной раз даже и жертвовать собой: они 
должны были противостоять всяческим искушениям и соблазнам юности, поскольку 
услуги их требовались главным образом стареющим дамам, таким, которые, подобно 
Эйлин, страшились остаться в одиночестве и изнывали от скуки, не зная куда себя 
девать.

Толлифер потрудился на этом поприще немало лет, но на тридцать втором году 
своей жизни почувствовал, что ему это начинает надоедать. И он стал отлынивать 
понемножку. Скука, отвращение все чаще толкали его в объятья какой-нибудь юной 
эстрадной красотки, которая бескорыстно дарила его настоящей пылкой любовью, 
или заставляли искать забвенья в пьянстве. Но сейчас он опять подумывал 
вернуться в эти рестораны, бары, роскошные отели и прочие злачные места, где 
толкутся богатые люди, на которых у него только и оставалась надежда. Он 
возьмет себя в руки на этот раз, бросит пить; раздобудет немножко денег, может 
быть даже у Розали, приведет себя в надлежащий вид — и, конечно, ему 
подвернется случай проявить себя на светском поприще.

И вот тогда… тогда пусть посмотрят!