— Как это тяжело! Как ужасно, что из всех прекрасных начинаний Фрэнка так 
ничего и не вышло.

— Да, не осталось ничего, кроме могилы и воспоминаний.

Беренис рассказала Джемсу о своих занятиях восточной философией и о той 
внутренней перемене, которая произошла в ней. Многое, что прежде казалось таким 
важным, теперь потеряло для нее всякое значение. Как терзалась она когда-то, 
опасаясь, что близость с Каупервудом может повредить ее положению в обществе. А 
теперь ее несравненно больше тревожит трагическое положение индийского народа. 
И Беренис описала Джемсу то, что видела в Индии: бедность, голод, неграмотность 
и невежество. Многое, говорила она, порождено суеверием, давними религиозными и 
социальными предрассудками. Подумать только, страна понятия не имеет о 
социальном, техническом и научном прогрессе. Джемс внимательно слушал, лишь по 
временам у него вырывалось: «Ужасно!», «Неслыханно!». Когда Беренис кончила, он 
сказал:

— Разумеется, все, что вы говорите об Индии, верно. Но боюсь, что и 
общественное устройство Америки и Англии тоже не безупречно. Конечно, и здесь, 
в нашей стране, немало социальных зол и бедствий. Если вы захотите как-нибудь 
пройтись со мной по Нью-Йорку, я покажу вам целые районы, где люди живут ничуть 
не лучше ваших индийских нищих. Я покажу вам заброшенных детей — они обречены, 
нормальное физическое и умственное развитие для них попросту невозможно. Они 
рождены для бедности, и в бедности почти все они умирают, а годы, отделяющие их 
рождение от смерти, отнюдь нельзя назвать жизнью в подлинном смысле слова. В 
наших фабричных, промышленных городах есть трущобы, где условия человеческого 
существования столь же невыносимы, как в Индии.

Беренис попросила Джемса показать ей эти районы Нью-Йорка — за всю свою жизнь 
она никогда не слышала и не видела, чтобы люди так жили в Америке. Это 
признание не удивило доктора Джемса — он знал, что жизненный путь Беренис 
отнюдь не был тернист…

Они еще немного поговорили, и Беренис вернулась к себе в отель. Но всю дорогу у 
нее не выходил из головы рассказ Джемса о том, как рассыпалось в прах богатство 
Каупервуда. Как грустно, что потерпели крушение все его планы. Ничего не вышло, 
ничего! И ведь он любил ее, нуждался в ее понимании и поддержке, и она тоже 
любила его. А разве не она подала ему мысль поехать в Лондон и строить там 
метрополитен? И вот его нет; завтра она навестит его могилу — последнее, что 
осталось от всех его богатств, которые в свое время представлялись ей такими 
прекрасными и нужными, а теперь, после того что она видела в Индии, утратили в 
ее глазах всякий смысл.

Следующий день в точности походил на тот, когда хоронили Каупервуда. Такое же 
серое небо низко висело над головой, и склеп издали показался Беренис одиноким 
каменным перстом, устремленным в эти свинцовые небеса. С охапкой цветов в руках 
она шла к нему по усыпанной гравием дорожке — и вдруг под надписью «Фрэнк 
Алджернон Каупервуд» увидела другую: «Эйлин Батлер Каупервуд». Что ж, 
наконец-то Эйлин обрела свое место рядом с тем, из-за кого она столько 
выстрадала, на кого поставила все, что имела… чтобы проиграть. А она, Беренис, 
казалось бы, одержала верх в этой игре, но лишь на время — она тоже страдала и 
тоже проиграла.

Так Беренис стояла в раздумье, глядя на место последнего упокоения Каупервуда, 
и ей казалось, что она опять слышит звучный голос священника, произносящего 
надгробное слово: «Ты как наводнение уносишь их: они как сон, как трава, 
которая утром вырастает, днем цветет и зеленеет, вечером подсекается и 
засыхает».

Но теперь Беренис уже не могла думать о смерти так, как думала до поездки в 
Индию. Там на смерть смотрят лишь как на продолжение жизни, а в распаде одной 
материальной формы видят переход к возникновению другой. «Мы никогда не 
рождаемся и никогда не умираем» — говорит индусская мудрость.

Ставя цветы в бронзовую урну на ступенях склепа, Беренис думала: Каупервуд 
теперь должен был бы знать, если не знал этого прежде, что его преклонение 
перед красотой во всех ее проявлениях, а особенно в женщине, его неустанные 
поиски этой красоты — не что иное, как стремление приобщиться к высшему началу, 
увидеть лик Брахмы, проступающий сквозь ее покров. Как было бы хорошо, если бы 
он разделял с нею эти ее взгляды, когда они были вместе…

А что это гуру говорил о милосердии? «Будь благодарна возможности одарить 
ближнего. Радуйся, что на пути твоем встретился бедняк, ибо, помогая ему, ты 
помогаешь себе. Разве вся вселенная — это не ты? Если бедняк подошел к твоей 
двери, выйди ему навстречу, ибо ты выходишь навстречу самой себе».

Но если вспомнить — какое же место занимали до сих пор дела милосердия в ее 
жизни? Чем она хоть раз помогла другому? Что она вообще сделала, чтобы 
оправдать свое право на существование? Вот Каупервуд — тот не только задумал 
основать больницу для бедных, но и сделал все, что было в его силах, чтобы