поисках того, что даст тебе покой. Ты ищешь Самади — единения с богом. Правду 
ли я сказал?

— Да, учитель, — ответила Беренис, изумленная и испуганная, — это правда.

— И ты считаешь, что много страдала от зол этого мира, — продолжал гуру. — И 
теперь ты готова изменить свою жизнь.

— Да, да, учитель, да. Я готова изменить свою жизнь. Сейчас мне кажется, что 
это я причинила миру зло, а не он мне.

— И ты готова искупить свою вину, если это возможно?

— Да, о да! — еле слышно сказала она.

— Но готова ли ты посвятить этому несколько лет, или в тебе говорит только 
минутное желание?

— Я готова отдать годы, лишь бы искупить свою вину. Я хочу знать, как это 
сделать. Я должна этому научиться.

В голосе Беренис звучало волнение.

— Но, знай, это потребует терпения, труда и самообладания. Ты станешь 
всесильной, лишь подчинившись тому, о чем учит Брахма.

— Я буду выполнять все, что потребуется! — сказала Беренис. — Для этого я и 
пришла сюда. Я знаю, мне нужно научиться сосредоточению и созерцанию, и тогда я 
стану мудрой настолько, чтобы искупить свою вину, а может быть и привести к 
раскаянию других.

— Лишь тот, кто способен созерцать, способен познать истину, — сказал гуру, 
зорко вглядываясь в Беренис. Помолчав немного, он добавил: — Да, я приму тебя. 
Твоя искренность открывает тебе доступ в число моих учеников. Приходи завтра на 
занятия — будем учиться владеть своим дыханием. Узнаешь, что такое глубокое 
дыхание, среднее дыхание, всеобъемлющее дыхание йогов, носовое дыхание. 
Управлять дыханием — все равно, что управлять жизнью в теле. Это первый шаг, 
основа, на которой ты будешь строить свой новый мир. Через это ты достигнешь 
полной отрешенности. Ты освободишься от страдания, ибо страдание порождается 
желанием.

— Учитель, я многое отдам за спокойствие духа, — сказала Беренис.

Помолчав несколько секунд, гуру начал торжественно:

— Если человек отказался от жизни в красивом доме, от красивой одежды и от 
хорошей пищи и отправился в пустыню, это вовсе не значит, что он уже от всего 
отрешился. Единственное его достояние, его плоть, может стать средоточием всех 
его помыслов, и его дальнейшая жизнь может превратиться в борьбу за то, чтобы 
поддержать и сохранить свою плоть. Отрешенность не имеет ничего общего с нашей 
плотью. Она возможна только в духе. Человек может восседать на троне и быть 
совершенно от всего отрешенным, а другой и в рубище может быть всецело занят 
собой. Но если человек обладает даром духовной прозорливости, если его озаряет 
свет Атмана, — все сомнения его рассеиваются. Он не содрогается, совершая то, 
что неприятно, и не стремится делать то, что приятно. Нет такого человеческого 
существа, которое могло бы жить в полной бездеятельности, но про того, кто 
отдает плоды своих деяний, можно сказать, что он достиг отрешенности.

— О учитель, если б я могла овладеть хотя бы крупицей этой мудрости! — 
воскликнула Беренис.

— Всякое познание, дочь моя, — продолжал гуру, — есть дар духа, и лишь тому, 
кто умеет быть благодарным в духе, познание раскрывается, словно лепестки 
лотоса. От своих западных учителей ты узнаешь, что такое искусство и наука, 
восточные же учителя покажут тебе сокрытые тайны мудрости. Истинно просвещенный 
человек не тот, который много знает, а лишь тот, кто владеет знанием сокрытой 
истины. Лишь сокрытая истина оживляет бездушные факты и внушает сердцу человека 
отдать знание на пользу другим. Не рассудком, а сердцем познаем мы бога. Делай 
добро ради добра, и тогда ты достигнешь полной отрешенности.

— Я приложу все силы, чтобы научиться всем видам дыхания, учитель, — сказала 
Беренис. — Я знаю достаточно об учении йоги, и я понимаю, что в этом — основа 
прозрения. Я знаю, дыхание — это жизнь.

— Это не совсем верно, — сказал гуру. — Если хочешь, я покажу тебе сейчас, что 
жизнь может быть там, где нет дыхания.

Он взял небольшое зеркало и протянул ей со словами:

— Когда я перестану дышать, поднеси это зеркало к моим губам и посмотри,