все остались снаружи. Вскоре священник вышел, и бронзовые двери затворились, — 
церемония похорон Фрэнка Алджернона Каупервуда была окончена.

Священник подошел к Эйлин, чтобы сказать несколько слов утешения; друзья и 
родственники начали разъезжаться, и вскоре все вокруг опустело. Только доктор 
Джемс и Беренис задержались в тени развесистой березы, — Беренис не хотелось 
уходить вместе со всеми; постояв еще немного, они медленно стали спускаться по 
извилистой тропинке. Пройдя около сотни шагов, Беренис оглянулась, чтобы еще 
раз посмотреть на место последнего упокоения своего возлюбленного, — склеп 
стоял высокий, надменный в своей безвестности: выгравированное на нем имя 
отсюда уже не было видно. Он был высокий и надменный — и все же такой 
незначительный по сравнению с огромными вязами, простершими над ним свои ветви.



73

После болезни и смерти Каупервуда на душе у Беренис было так смутно и тяжело, 
что она решила перебраться в свой особняк на Парк авеню, который стоял под 
замком все время, пока она жила в Англии. Теперь, когда ее будущее так 
неопределенно, этот дом будет ей убежищем — она хотя бы на время укроется здесь 
от докучных репортеров. Доктор Джемс одобрил ее решение, — ведь и ему будет 
легче отвечать, что она уехала куда-то, а куда — он в точности не знает. И 
хитрость эта отлично удалась: он несколько раз заявил, что ему известно не 
больше, чем сообщалось в газетах, и к нему перестали приставать с расспросами.

Однако время от времени в печати снова вспоминали об исчезновении Беренис, 
высказывались и догадки о том, где она теперь. Может быть, вернулась в Лондон? 
Или опять на виллу — в Прайорс-Ков? Лондонские газеты попробовали выяснить это, 
но безрезультатно: разыскали в Прайорс-Кове мать Беренис, но она заявила, что 
не знакома с планами дочери и репортерам придется подождать, пока она сама не 
будет лучше осведомлена. Ответ этот был подсказан телеграммой от Беренис, 
которая просила мать пока никому ничего не сообщать о ней.

Беренис не без удовольствия думала о том, что сумела перехитрить репортеров, но 
жилось ей очень одиноко, и почти все вечера она проводила у себя дома за 
чтением. Однажды в нью-йоркской воскресной газете она увидела целый очерк, 
посвященный ей и ее отношениям с Каупервудом, и это страшно возмутило ее. Хотя 
автор и называл ее просто подопечной Каупервуда, весь тон статьи был таков, 
чтобы у читателя создалось впечатление, что Беренис — ловкая авантюристка; она 
пользовалась своей красотой, чтобы возможно лучше обеспечить себя и получить 
доступ к светским развлечениям, — подобное истолкование ее чувств и поступков 
больно задело и раздосадовало Беренис. Это казалось ей обидным и несправедливым.
 С тех пор как она себя помнила, ее всегда влекла только красота — желание 
узнать и испытать все прекрасное, что дает жизнь. Но как бы то ни было, могут 
появиться и еще такие статейки, больше того — их могут перепечатать в других 
газетах, не только в Америке, но и за границей. Ее явно хотят превратить в 
романтическую героиню некоей драмы.

Но что делать? Куда бежать, чтобы отделаться от такого внимания прессы?

Взволнованная и растерянная, бродила Беренис по своей библиотеке, среди 
множества книг, к которым уже давно никто не притрагивался; взяв с полки первый 
попавшийся том, Беренис наугад раскрыла его, и взгляд ее упал на следующие 
строки:



«Во мне есть бог, во всем живом живущий, Незримый, вечность он дарит природе; 
Он разум в нас вдохнул, вложил пять чувств чудесных Из Пракрики нам тело 
сотворил…

Йоги, достигшие спокойствия духа, дисциплинируя свой разум, ощущают его 
присутствие в своем сознании. Те же, кто не обладает спокойствием и 
проницательностью, никогда не постигнут его, даже если и приложат к тому все 
усилия».


Беренис, заинтересовавшись, заглянула на обложку, чтобы узнать, что это за 
книга. Это оказалась «Бхагавадгита»,[6 - Философская поэма, часть 
древнеиндийского эпоса «Махабхарата».] и ей вспомнилось, как однажды на обеде у 
Стэйна в его городском доме замечательно рассказывал о йогах некий лорд 
Сэвиренс. Он долгое время провел в Индии, жил затворником в уединении близ 
Бомбея, учась у гуру, и его красочный рассказ произвел тогда на Беренис 
глубокое впечатление. Ее так взволновало все, что он говорил, ей даже 
захотелось самой когда-нибудь побывать в Индии и поучиться у тамошних мудрецов. 
А теперь, когда ей грозит одиночество и всеобщее осуждение, это желание найти 
какое-то прибежище стало еще сильнее. Ну что ж, это, пожалуй, выход из того 
запутанного положения, в котором она очутилась!