надо изложить ему суть дела, и пусть он сам назначит, какое ему нужно 
вознаграждение.

Однако Олбертсон отклонил предложение: он, конечно, очень польщен, но у него с 
каждым днем прибавляется забот, и он не может сейчас даже и подумать о том, 
чтобы расстаться с Америкой. Каупервуд был разочарован, но он мог понять и 
оправдать отказ Олбертсона. Впрочем, через некоторое время вопрос этот решился: 
Стэйн и директора лондонского метрополитена телеграммой известили его о том, 
что они поручили сэру Хэмфри Бэббсу, которого Каупервуд хорошо знал, временно 
занять его место и возглавить дело. Пришло и еще несколько телеграмм от 
лондонских компаньонов Каупервуда, в том числе от Элверсона Джонсона, — все они 
выражали свое величайшее сожаление по поводу его болезни и горячо желали ему 
скорее выздороветь и возвратиться в Лондон.

Но несмотря на все их любезности, Каупервуд не мог не тревожиться: дела его 
принимали сложный и даже зловещий оборот. Прежде всего, Беренис — его нежная и 
преданная возлюбленная — рискует очень многим ради того, чтобы изредка — поздно 
вечером или рано утром — потихоньку навещать его при содействии доктора Джемса. 
И Эйлин… ох, уж эта Эйлин, с ее необъяснимыми странностями и причудами и полным 
непониманием жизни — она тоже время от времени навещает его и не подозревая, 
что Беренис совсем рядом, здесь же в отеле. Да, надо собраться с силами, надо 
выжить… Но как ни старайся, а земля уходит из-под ног. Ощущение это было 
настолько явственным, что однажды, оставшись наедине с доктором Джемсом, 
Каупервуд заговорил об этом:

— Послушайте, Джефф, я болен уже около месяца, а мне ничуть не лучше.

— Бросьте, Фрэнк, — поспешно перебил доктор Джемс, — не надо так говорить. Вы 
должны поправиться, только надо как следует постараться. Ведь бывали у меня 
пациенты не в лучшем положении, чем вы, — и ничего, выздоравливали.

— Знаю, мой друг, — сказал Каупервуд, — и вы, разумеется, хотите подбодрить 
меня. Но только мне почему-то кажется, что я не встану. Так что вы, пожалуйста, 
позвоните Эйлин и попросите ее зайти ко мне: нам надо с ней поговорить о доме, 
об имуществе. Я уже и раньше думал об этом, но сейчас чувствую, что больше 
откладывать не стоит.

— Как хотите, Фрэнк, — сказал Джемс. — Только выбросьте из головы, что вы не 
поправитесь. Так не годится. Я-то ведь другого мнения. Окажите мне такую 
услугу: попробуйте поверять, что вы выздоровеете.

— Попробую, Джефф, только вызовите Эйлин, хорошо?

— Ну, конечно, Фрэнк, но помните: вам нельзя говорить слишком долго!

И Джемс, вернувшись к себе, позвонил Эйлин и попросил ее зайти к мужу.

— Не могли бы вы прийти сегодня, скажем, часа в три? — спросил он ее.

Она помедлила минуту, потом ответила:

— Да, конечно, доктор Джемс.

И она пришла почти в назначенный срок, взволнованная, удивленная и огорченная.

При виде ее Каупервудом овладело знакомое ощущение усталости, которое он уже не 
раз испытывал за эти годы, — усталости не столько физической, сколько моральной.
 Как не хватало всегда Эйлин душевной тонкости — редкого качества, отличающего 
вот таких женщин, как Беренис! И все же Эйлин — его жена, и он должен 
позаботиться о ней, отнестись к ней с уважением, ведь она была так добра, так 
предана ему в те времена, когда он больше всего в этом нуждался. Воспоминания 
смягчили его, и когда Эйлин подошла к его постели, чтобы поздороваться, он 
ласково взял ее за руку.

— Как ты себя чувствуешь, Фрэнк? — спросила она.

— Что ж, Эйлин, я здесь уже целый месяц, а силы у меня все убывают, хотя, по 
мнению доктора, дела мои не так плохи. Нам давно надо было поговорить, вот я и 
решил послать за тобой. Но, может быть, ты сначала расскажешь мне, как там 
перестраивается дом?

— Да, кое о чем надо бы посоветоваться, — с заминкой сказала Эйлин. — Но, 
по-моему, все это может подождать, пока тебе не станет лучше, как ты думаешь?

— Ну, видишь ли, мне едва ли когда-нибудь станет лучше. Вот почему я хотел 
видеть тебя сегодня же, — мягко сказал Каупервуд.

Эйлин промолчала, не зная, что ответить.

— Видишь ли. Эйлин, — продолжал он, — почти все мое имущество переходит к тебе,