хотя я не забыл в завещании и о других, в частности о своем сыне и о дочери. Но 
все заботы об имуществе падут на тебя. А ведь это не шутка, ты будешь 
распоряжаться огромными деньгами. Вот я и хочу знать, как ты сама считаешь — 
справишься ты? И скажи мне, выполнишь ли ты в точности все, что сказано в моем 
завещании?

— Да, конечно, Фрэнк, я сделаю все, что ты скажешь.

Он вздохнул с чувством внутреннего облегчения и продолжал:

— По завещанию я предоставляю тебе полное право бесконтрольного владения 
имуществом, но именно поэтому я хочу предостеречь тебя: никому нельзя слишком 
верить. Как только меня не станет, тебя, разумеется, начнут осаждать всякие 
прожектеры и просители, будут вытягивать у тебя деньги на одно, на другое, на 
третье, будут добиваться, чтобы ты жертвовала в пользу разных благотворительных 
учреждений. Правда, я принял меры, чтобы оберечь свое имущество, — 
душеприказчики ничего не смогут предпринять без твоего ведома и одобрения, а уж 
ты суди и решай, какой план принять, а какой — отвергнуть. Один из моих 
душеприказчиков — доктор Джемс, на его суждение я вполне могу положиться. Он не 
только опытный медик, он человек добрый и глубоко порядочный. Я сказал ему, что 
тебе потребуется советчик, и он обещал во всем тебе помогать, насколько хватит 
опыта и умения. Помни, это человек на редкость верный и честный: я сказал, что 
оставлю ему кое-какие деньги в благодарность за все, что он для меня сделал, — 
и, представь, он отказался наотрез, хотя и согласился быть твоим советчиком. 
Так вот, если ты когда-нибудь попадешь в затруднительное положение и не будешь 
знать, как поступить, прежде всего обратись к нему и послушай, что он тебе 
скажет.

— Да, Фрэнк, я все сделаю, как ты говоришь. Раз ты веришь ему, то и я, конечно, 
буду верить.

— Должен сказать, — продолжал Каупервуд, — что в моем завещании имеются особые 
пункты, ими ты займешься, когда все наследники получат свою долю. Прежде всего, 
надо довести до конца перестройку моей картинной галереи и позаботиться о ее 
сохранности. Наш дворец пусть будет музеем, открытым для публики. Я оставляю 
достаточно денег на его содержание, и ты должна будешь следить за тем, чтобы он 
всегда был в порядке. Право, не знаю, Эйлин, понимала ли ты когда-нибудь, как 
много значил для меня этот дом. Сколько больших замыслов, которым я отдал свою 
жизнь, родилось в нем. Когда я строил его, покупал для него картины и статуи, я 
пытался внести в мою и твою жизнь частицу той красоты, что не имеет ничего 
общего с городской суетой и бизнесом.

Слушая Каупервуда, Эйлин, пожалуй, впервые хотя бы отчасти поняла, как все это 
важно для него, и снова пообещала выполнить в точности все его пожелания.

— Еще одно, — продолжал он. — Ты знаешь, я уже давно хотел построить больницу. 
Для нее вовсе не обязательно покупать роскошный участок, — достаточно выбрать 
место поудобнее в районе Бронкс, я так и пишу в завещании. Это будет больница 
для бедных, а не для тех, у кого есть средства, чтобы устроиться получше, — и 
пусть в нее принимают всех, независимо от расы, вероисповедания или цвета кожи.

Он помолчал, переводя дух, — молчала и Эйлин.

— И еще одно, Эйлин. Я не говорил тебе об этом до сих пор, потому что не знал, 
как ты это примешь. Я начал строить склеп на Гринвудском кладбище, он уже почти 
готов, — это отличная копия древнегреческой гробницы. В нем два бронзовых 
саркофага — один для меня, а другой для тебя, если ты захочешь, чтобы тебя там 
похоронили.

При этих словах ей стало не по себе, и она невольно поежилась: он говорил о 
своей близкой смерти так же спокойно и деловито, как о постройке железной 
дороги.

— Ты говоришь, на Гринвудском кладбище? — спросила она.

— Да, — торжественно отвечал Каупервуд.

— И этот склеп уже почти готов?

— Меня можно будет похоронить там, если я умру в ближайшие дни.

— Право, Фрэнк, ты самый странный человек на свете! Что это ты вздумал строить 
самому себе склеп, — и мне заодно, — как будто ты уж так уверен, что не 
выживешь…

— Но ведь этот склеп простоит тысячу лет, Эйлин, — сказал Каупервуд, слегка 
повысив голос. — Все мы когда-нибудь умрем, так почему бы тебе не быть и после 
смерти рядом со мной, — разумеется, если ты не против.

Она не ответила.