только в том, мистер Каупервуд, что вся затея лежит на ваших широких 
американских плечах и зависит от вашего здоровья и сил. Вот в чем суть.

Тут раздался стук в дверь, и в комнату вошла Беренис. Завязалась легкая 
непринужденная беседа, и Стэйн предложил обоим погостить у него подольше — 
неделю, месяц, сколько душе угодно. Но Каупервуд, ощущая потребность в 
уединении и покое, настаивал на скорейшем отъезде. Когда Стэйн ушел, он сказал 
Беренис:

— Я вовсе не так уж плохо себя чувствую, дорогая. Не в этом дело. Просто я хочу 
избежать лишней шумихи, поэтому хорошо бы уехать отсюда поскорее и, если можно, 
в Прайорс-Ков, а не в гостиницу. Ты не поговоришь с лордом Стэйном, чтобы мы 
еще утром могли уехать?

— Конечно, милый, раз ты этого хочешь, — ответила Беренис. — И мне будет 
спокойнее, если ты будешь подле меня.

— И еще одна просьба, Беви, — продолжал Каупервуд. — Скажи Джемисону, пусть 
телеграфирует в Нью-Йорк доктору Джефферсону Джемсу. Это мой давнишний врач и 
старый друг. Попроси его приехать в Лондон, если он может. Передай Джемисону, 
что это конфиденциально и должно быть зашифровано. Он может послать телеграмму 
на адрес Нью-йоркского медицинского общества.

— Значит, ты и сам чувствуешь, что с тобой что-то неладно?

В ее голосе слышалась тревога.

— Нет! Не так уж плохо, вообще говоря, но ты же видишь: я до сих пор не знаю, 
что со мной. Ведь я свалился так внезапно, что всякое можно подумать. Как бы не 
переполошились мои акционеры и вкладчики! А может быть, просто я вчера съел и 
выпил лишнее. Но мне никогда еще не было так худо. Потому-то я и хочу повидать 
Джефферсона. Он уж выяснит, в чем дело, и скажет мне правду.

— Фрэнк, — перебила Беренис, — а ведь ты так и не рассказал мне, что сказал 
тебе в последний раз доктор Уэйн. Какой диагноз поставили специалисты?

— Видишь ли, Уэйн сказал, что боли могли быть вызваны Брайтовой болезнью, 
только он не уверен, потому что Брайтова болезнь бывает либо хроническая, либо 
острая. А у меня ни то, ни другое. Он оказал, что надо подождать и посмотреть, 
не появятся ли какие-то более определенные симптомы, а уж тогда специалисты 
сумеют поставить правильный диагноз.

— Ну, если так, доктор Джемс непременно должен приехать! Я скажу Джемисону, 
чтобы он завтра же послал телеграмму. И скорее поедем в Прайорс-Ков — это для 
тебя самое подходящее место. Ты будешь жить там, пока доктор Джемс не признает, 
что ты поправился.

Она подошла к окну, спустила штору и вышла, наказав Каупервуду лежать тихо и 
постараться уснуть, пока она будет готовиться к отъезду. И все время ее мучила 
мысль: чем это кончится для Фрэнка? Она старалась казаться спокойной, но не 
могла подавить внутренней дрожи.

— Совершенно правильно, — заметил Стэйн, когда Беренис сообщила ему, что они 
решили ехать в Прайорс-Ков. — Я уверен, мистеру Каупервуду там будет лучше. На 
меня Прайорс-Ков всегда действовал целительно. К тому же там ваша матушка, и 
она поможет вам. С вашего разрешения, утром я сам отвезу вас. Я высоко ценю 
мистера Каупервуда, и мой долг сделать все от меня зависящее, чтобы ему было 
удобно и чтоб он мог скорее поправиться.



62

Дней через десять в Прайорс-Ков прибыл доктор Джемс; увидев Каупервуда, удобно 
расположившегося в спальне, выходящей окнами на Темзу, он остановился в дверях 
и воскликнул:

— Я вижу, Фрэнк, вы не так уж больны, раз способны любоваться пейзажем. Может, 
вы прокатитесь в Нью-Йорк, а я тут понежусь и отдохну от тягот путешествия? Я 
уже столько лет мечтаю как следует отдохнуть.

— У вас был тяжелый переезд через океан? — спросил Каупервуд.

— Ничуть. Я никогда еще так не радовался перемене обстановки. Поездка была 
восхитительная, океан как зеркало. С нами вместе ехала труппа певцов, почти все 
— негры, и было очень весело. Между прочим, они направлялись в Вену.

— Все тот же Джефф! — заметил Каупервуд. — Господи, до чего же приятно вас 
видеть! Знали бы вы, сколько раз я вас вспоминал! Вот бы, думаю, вам поглядеть, 
какие чудаки эти англичане.