Отец его в очень умеренном количестве позволял себе и то и другое.

— Уютный у вас дом! — сказал Батлер, поначалу умалчивая о причине своего 
посещения. — Неудивительно, что вы и в воскресенье вечером никуда не выезжаете. 
Что новенького в городе?

— Ничего особенного, насколько мне известно, — спокойно отвечал Молленхауэр. — 
Все идет как по маслу. Но вы, кажется, чем-то обеспокоены?

— Да, немножко, — отвечал Батлер, допивая коньяк с содовой. — Тревожные 
известия. Вы еще не читали вечерних газет?

— Нет, не читал. — И Молленхауэр выпрямился в кресле. — А разве сегодня вышли 
вечерние выпуски? Что же такое случилось?

— Ничего, если не считать пожара в Чикаго. И похоже, что завтра утром у нас на 
фондовой бирже начнется изрядная суматоха.

— Что вы говорите! А я еще ничего не слышал. Значит, вышли вечерние газеты?.. 
Так, так… Что же, большой там пожар?

— Говорят, весь город в огне, — вставил Оуэн, с интересом наблюдавший за 
выражением лица знаменитого политического деятеля.

— Да… Вот это новость! Надо послать за газетой. Джон! — кликнул он слугу и, 
когда тот появился, сказал: — Раздобудьте мне где-нибудь газету. Почему вы 
считаете, что это может отразиться на здешних делах? — обратился он к Батлеру 
после ухода слуги.

— Видите ли, существует одно обстоятельство, о котором я ничего не знал до 
самой последней минуты. Наш милейший Стинер, возможно, недосчитается изрядной 
суммы в своей кассе, если только дело не обернется лучше, чем кое-кто 
предполагает, — спокойно пояснил Батлер. — А такая история, как вы сами 
понимаете, едва ли произведет выгодное впечатление перед выборами, — добавил он,
 и его умные серые глаза впились в Молленхауэра, который ответил ему таким же 
пристальным взглядом.

— Откуда вы это узнали? — ледяным тоном осведомился Молленхауэр. — Неужели он 
намеренно произвел растрату? И сколько он взял, вам тоже известно?

— Довольно приличный куш, — по-прежнему спокойно отвечал Батлер. — Насколько я 
понял, около пятисот тысяч долларов. Пока это еще не растрата. Но как дело 
обернется в дальнейшем, неизвестно.

— Пятьсот тысяч! — в изумлении воскликнул Молленхауэр, стараясь, однако, 
сохранить обычное самообладание. — Не может быть! Когда же он начал брать 
деньги? И куда их девал?

— Он ссудил около пятисот тысяч молодому Каупервуду с Третьей улицы, тому 
самому, что проводил реализацию городского займа. На эти деньги они — в своих 
личных интересах — пускались в разные аферы, главным образом скупали акции 
конных железных дорог.

При упоминании о конных дорогах бесстрастное лицо Молленхауэра чуть-чуть 
дрогнуло.

— По мнению Каупервуда, этот пожар завтра вызовет биржевую панику, и он 
опасается, что ему не выйти из положения без солидной поддержки. Если же он 
обанкротится, то в городском казначействе окажется дефицит в пятьсот тысяч 
долларов, который уже нельзя будет восполнить, Стинера нет в городе, а 
Каупервуд явился ко мне с просьбой найти способ поддержать его. Надо сказать, 
что он в свое время выполнял для меня кое-какие поручения и потому понадеялся, 
что теперь я приду к нему на помощь, то есть склоню вас и сенатора 
воздействовать на крупные банки, чтобы таким образом поддержать завтра курс 
ценностей на бирже. Иначе Каупервуду грозит крах, а скандал, который, по его 
мнению, неизбежно разразится, может повредить нам на выборах. Мне кажется, что 
он тут не ведет никакой игры, а просто хлопочет о том, чтобы по возможности 
спасти себя и не подвести меня или, вернее, нас.

Батлер умолк. Молленхауэр, коварный и скрытный, даже виду не подал, что 
встревожен этим неожиданным известием. Но так как он всегда был уверен, что у 
Стинера нет ни крупицы финансовых или организационных способностей, то его 
любопытство было изрядно возбуждено. Значит, его ставленник пользовался 
средствами казначейства тайком от него и теперь оказался перед угрозой 
судебного преследования! Каупервуда Молленхауэр знал лишь понаслышке, как 
человека, приглашенного в свое время для проведения операции с займом. На этой 
операции кое-что нажил и он, Молленхауэр. Ясно, что этот банкир околпачил 
Стинера и на полученные от него деньги скупал акции конных железных дорог! 
Следовательно, у него и у Стинера должно быть немало этих бумаг — 
обстоятельство, чрезвычайно заинтересовавшее Молленхауэра.