— Гм! Фрэнк, надо думать, все-таки отдает себе отчет в своих действиях.

С другой стороны, Каупервуд внимательно следил за тем, чтобы все его текущие 
обязательства оплачивались своевременно или даже досрочно, так как ему важно 
было показать всем свою неукоснительную платежеспособность. Ничего нет ценнее 
хорошей репутации и устойчивого положения. Его дальновидность, осторожность и 
точность очень нравились руководителям банкирских домов, и за ним действительно 
укрепилась слава одного из самых здравомыслящих и проницательных дельцов.

И все же случилось так, что к лету 1871 года ресурсы Каупервуда оказались 
изрядно распыленными, хотя и не настолько, чтобы положение его можно было 
назвать угрожающим. Под влиянием успеха, всегда ему сопутствовавшего, он стал 
менее тщательно обдумывать свои финансовые махинации. Мало-помалу, 
преисполненный веры в воплощение всех своих замыслов, он и отца убедил принять 
участие в спекуляциях с конными железными дорогами. Старый Каупервуд, пользуясь 
средствами Третьего национального банка, должен был частично финансировать сына 
и открывать ему кредит, когда тот срочно нуждался в деньгах. Вначале старый 
джентльмен немного нервничал и был настроен скептически, но, по мере того как 
время шло и ничего, кроме прибыли, ему не приносило, он осмелел и почувствовал 
себя гораздо увереннее.

— Фрэнк, — спрашивал он иногда, глядя на сына поверх очков, — ты не боишься 
зарваться? В последнее время ты заимствовал очень большие суммы.

— Не больше, чем бывало раньше, отец, если учесть мои ресурсы. Крупные дела 
нельзя делать без широкого кредита. Ты знаешь это не хуже меня.

— Это, конечно, верно, но… Возьмем, к примеру, линию Грин и Коутс, — смотри, 
как бы тебе там не увязнуть.

— Пустое. Я досконально знаком с положением дел этой компании. Ее акции рано 
или поздно должны подняться. Я сам их взвинчу. Если понадобится, я пойду на то, 
чтобы слить эту дорогу с другими моими линиями.

Старый Каупервуд удивленно посмотрел на сына. Свет еще не видывал такого 
дерзкого, бесстрашного комбинатора!

— Не беспокойся обо мне, отец! А если боишься, лучше потребуй погашения взятых 
мною ссуд. Мне любой банкир даст денег под мои акции. Я просто предпочитаю, 
чтобы прибыль доставалась твоему банку.

Генри Каупервуд сдался. Против таких доводов ему нечего было возразить. Его 
банк широко кредитовал Фрэнка, но в конце концов не шире, чем другие банки. Что 
же касается его собственных крупных вложений, в предприятия сына, то Фрэнк 
обещал заблаговременно предупредить его, если настанет критический момент, 
Братья Фрэнка тоже всегда действовали под его диктовку, и теперь их интересы 
были уже неразрывно связаны с его собственными.

Богатея день ото дня, Каупервуд вел все более широкий образ жизни. 
Филадельфийские антиквары, прослышав о его художественных наклонностях и 
растущем богатстве, наперебой предлагали ему мебель, гобелены, ковры, 
произведения искусства и картины — сперва американских, а позднее уже 
исключительно иностранных мастеров. Как в его собственном доме, так и в 
отцовском было еще недостаточно красивых вещей, а вдобавок существовал ведь и 
дом на Десятой улице, который ему хотелось украсить как можно лучше. Эйлин 
всегда неодобрительно отзывалась о жилище своих родителей. Любовь к изящным 
вещам была неотъемлемой особенностью ее натуры, хотя она, возможно, и не 
сознавала этого. Уголок, где происходили их тайные встречи, должен быть уютно и 
роскошно обставлен. В этом они оба был-и твердо убеждены. Итак, постепенно дом 
превратился в подлинную сокровищницу: некоторые комнаты здесь были меблированы 
еще изысканнее, чем в особняке Фрэнка. Он начал собирать здесь редкие 
экземпляры средневековых церковных риз, ковров и гобеленов. Приобрел мебель во 
вкусе эпохи короля Георга — сочетание Чиппендейла, Шератона и Хеплуайта, 
несколько видоизмененное под влиянием итальянского ренессанса и стиля Людовика 
Четырнадцатого. Он ознакомился с прекрасными образцами фарфора, скульптуры, 
греческих ваз, с восхитительными коллекциями японских резных изделий из 
слоновой кости. Флетчер Грей, молодой совладелец фирмы «Кейбл и Грей», 
специализировавшейся на ввозе произведений искусства, как-то зашел предложить 
Каупервуду гобелен XIV столетия. Подлинный энтузиаст антикварного дела, он 
сразу сумел заразить Каупервуда своей сдержанной и вместе с тем пламенной 
любовью ко всему прекрасному.

— В создании одного только определенного оттенка голубого фарфора различают 
пятьдесят периодов, мистер Каупервуд! — рассказывал Грей. — Мы знаем ковры по 
меньшей мере семи различных школ и эпох — персидские, армянские, арабские, 
фламандские, современные польские, венгерские и так далее. Если вы когда-нибудь 
заинтересуетесь этим делом, я бы очень советовал вам приобрести полную — я хочу 
сказать, характерную для одного какого-нибудь периода или же всех периодов в 
целом — коллекцию ковров. Как они прекрасны! Некоторые коллекции я видел