поручили распространить часть выпущенного займа. Возможно, Батлер и сам 
заинтересуется приобретением пакета облигаций, а не то просто поможет ему, 
Фрэнку, разместить их. К этому времени Батлер уже проникся искренней симпатией 
к Каупервуду и в книгах последнего значился крупным держателем ценных бумаг. 
Каупервуду тоже нравился этот плотный, внушительный ирландец. Нравилась ему и 
вся история жизни Батлера. Он познакомился с его женой, очень полной и 
флегматичной ирландкой. Она была весьма неглупа, терпеть не могла ничего 
показного и до сих пор еще любила заходить на кухню и лично руководить стряпней.
 Фрэнк был уже знаком и с сыновьями Батлера — Оуэном и Кэлемом, и с дочерьми — 
Норой и Эйлин. Эйлин и была та самая девушка, с которой он столкнулся на 
лестнице во время первого своего визита к Батлеру позапрошлой зимой.

Когда Каупервуд вошел в своеобразный кабинет-контору Батлера, там уютно пылал 
камин. Близилась весна, но вечера были еще холодные. Батлер предложил гостю 
поудобнее устроиться в глубоком кожаном кресле возле огня и приготовился его 
слушать.

— Н-да, это не такая легкая штука! — произнес он, когда Каупервуд кончил. — Вы 
ведь лучше меня разбираетесь в этих вещах. Как вам известно, я не финансист, — 
и он улыбнулся, словно оправдываясь.

— Я знаю только, что это вопрос влияния и протекции, — продолжал Каупервуд. — 
«Дрексель и Кь» и «Кук и Кь» имеют связи в Гаррисберге. У них там есть свои 
люди, стоящие на страже их интересов. С главным прокурором и казначеем штата 
они в самых приятельских отношениях. Если я предложу свои услуги и даже докажу, 
что могу взять на себя размещение займа, мне это дело все равно не поручат. Так 
бывало уже не раз. Я должен заручиться поддержкой друзей, их влиянием. Вы же 
знаете, как устраиваются такие дела.

— Они устраиваются довольно легко, — сказал Батлер, — когда знаешь наверняка, к 
кому следует обратиться. Возьмем, к примеру, Джимми Оливера — он должен быть 
более или менее в курсе дела.

Джимми Оливер был тогда окружным прокурором и время от времени давал Батлеру 
ценные советы. По счастливой случайности он состоял еще и в дружбе с казначеем 
штата.

— На какую же часть займа вы метите?

— На пять миллионов.

— Пять миллионов! — Батлер выпрямился в своем кресле. — Да что вы, голубчик? 
Это ведь огромные деньги! Где же вы разместите такое количество облигаций?

— Я подам заявку на пять миллионов, — мягко успокоил его Каупервуд, — а 
получить хочу только миллион, но такая заявка подымет мой престиж, а престиж 
тоже котируется на рынке.

Батлер, облегченно вздохнув, откинулся на спинку кресла.

— Пять миллионов! Престиж! А хотите вы только один миллион? Ну что ж, тогда 
дело другое! Мыслишка-то, по правде сказать, неплохая. Такую сумму мы, пожалуй, 
сумеем раздобыть.

Он потер ладонью подбородок и уставился на огонь.

Уходя в этот вечер от Батлера, Каупервуд не сомневался, что тот его не обманет 
и пустит в ход всю свою машину. Посему он ничуть не удивился и прекрасно понял, 
что это означает, когда несколько дней спустя его представили городскому 
казначею Джулиану Боуду, который в свою очередь обещал познакомить его с 
казначеем штата Ван-Нострендом и позаботиться о том, чтобы ходатайство 
Каупервуда было рассмотрено.

— Вы, конечно, знаете, — сказал он Каупервуду в присутствии Батлера, в чьем 
доме и происходило это свидание, — что банковская клика очень могущественна. 
Вам известно, кто ее возглавляет. Они не желают, чтобы в дело с выпуском займа 
совались посторонние. У меня был разговор с Тэренсом Рэлихеном, их 
представителем там, наверху (он подразумевал столицу штата Гаррисберг), который 
заявил, что они не потерпят никакого вмешательства в это дело с займом. Вы 
можете нажить себе немало неприятностей здесь, в Филадельфии, если добьетесь 
своего, — это ведь очень могущественные люди. А вы уже представляете себе, где 
вы разместите заем?

— Да, представляю, — отвечал Каупервуд.

— Ну что ж, по-моему, самое лучшее теперь — держать язык за зубами. Подавайте 
заявку — и дело с концом. Ван-Ностренд, с согласия губернатора, утвердит ее. С 
губернатором же, я думаю, мы сумеем столковаться. А когда вы добьетесь 
утверждения, с вами, вероятно, пожелают иметь крупный разговор, но это уж ваша 
забота.