— Что ж, если вы справлялись о моей работе… — заметил Фрэнк, сопровождая свои 
слова характерной для него мимолетной улыбкой и не договаривая фразы.

Батлер в этих немногих словах почувствовал силу и убедительность. Ему нравились 
выдержка и уравновешенность молодого человека. О Каупервуде он слышал от многих.
 (Теперь фирма называлась уже «Каупервуд и Кь», причем «компания» была чисто 
фиктивная.) Он задал Фрэнку еще несколько вопросов относительно биржи и общего 
состояния рынка, осведомился, что ему известно насчет железных дорог, и наконец 
изложил свой план, заключавшийся в том, чтобы скупить как можно больше акций 
коночных линий Девятой, Десятой, Пятнадцатой и Шестнадцатой улиц, но, по 
возможности, исподволь и не вызывая шума. Действовать тут надо осторожно, 
скупая акции частью через биржу, частью же у отдельных держателей. Батлер 
умолчал о том, что он намерен оказать известное давление на законодательные 
органы и добиться разрешения на продолжение путей за теперешние конечные пункты,
 чтобы, когда наступит время приступить к работам, огорошить железнодорожные 
концерны известием, что крупнейшими их акционерами являются Батлеры, отец или 
сыновья, — дальновидный план, направленный на то, чтобы в конечном счете эти 
линии оказались целиком в руках семейства Батлеров.

— Я буду счастлив сотрудничать с вами, мистер Батлер, любым угодным вам образом,
 — произнес Каупервуд. — Я не скажу, что у меня уже сейчас большое дело, это 
еще только первые шаги. Но связи у меня хорошие. Я приобрел собственное место 
на нью-йоркской и филадельфийской биржах. Те, кому приходилось иметь со мной 
дело, по-моему, всегда оставались довольны результатами.

— О вашей работе мне кое-что уже известно, — повторил Батлер.

— Очень хорошо. Когда я вам понадоблюсь, вы, может быть, зайдете в мою контору 
или напишете мне, и я приду к вам. Я сообщу вам свой секретный код, так что все 
вами написанное останется в строжайшей тайне.

— Ладно, ладно! Сейчас мы больше не будем об этом говорить. Скоро мы вновь 
встретимся, и тогда в моем банке вам будет открыт кредит на определенную сумму.

Он встал и взглянул в окно. Каупервуд тоже поднялся.

— Кажется, отличная погода сегодня?

— Прекрасная!

— Ну, я уверен, что со временем мы с вами сойдемся ближе.

Он протянул Каупервуду руку.

— Я тоже надеюсь.

Каупервуд направился к выходу, и Батлер проводил его до парадной двери. В эту 
самую минуту с улицы вбежала молодая, румяная, голубоглазая девушка в 
ярко-красной пелерине с капюшоном, накинутым на рыжевато-золотистые волосы.

— Ах, папа, я чуть тебя с ног не сбила!

Она улыбнулась отцу, а заодно и Каупервуду, сияющей, лучезарной и беззаботной 
улыбкой. Зубы у нее были блестящие и мелкие, а губы, как пунцовый бутон.

— Ты сегодня рано вернулась. Я полагал, что ты ушла на весь день.

— Я так и хотела, а потом передумала.

Она прошла дальше, размахивая руками.

— Итак, — продолжал Батлер, когда она скрылась, — подождем денек-другой. До 
свиданья!

— До свиданья!

Каупервуд спускался по лестнице, радуясь открывавшимся перед ним перспективам 
финансовой деятельности, и вдруг в его воображении возникла только что виденная 
им румяная девушка — живое воплощение юности. Какая она яркая, здоровая, 
жизнерадостная! В ее голосе звучала вся свежесть и бодрая сила пятнадцати или 
шестнадцати лет. Жизнь била в ней ключом. Лакомый кусочек, который со временем 
достанется какому-нибудь молодому человеку, и вдобавок ее отец еще обогатит его 
или по меньшей мере посодействует его обогащению.



12

К Эдварду Мэлии Батлеру и обратился Каупервуд почти два года спустя, когда 
подумал, что он мог бы достигнуть весьма влиятельного положения, если бы ему