— За мной, — сказал тот и, пройдя вперед, ввел Каупервуда в соседнюю комнату, 
где за загородками стояли три старые чугунные ванны, а на грубых деревянных 
полках лежало простое мыло, жесткое, застиранное полотенце и прочие умывальные 
принадлежности. Рядом с полками были вбиты крючки для одежды.

— Залазь сюда, — распорядился «староста» Томас Кьюби, показывая на одну из ванн.


Каупервуд понял, что это было началом мелочного и неотступного надзора, но счел 
за благо сохранить свое обычное благодушие.

— Сейчас, сию минуту, — сказал он.

«Староста» несколько смягчился.

— Сколько тебе припаяли? — осведомился он.

Каупервуд недоумевающе посмотрел на него. Он не понял вопроса. «Староста», 
сообразив, что новичок не знает тюремного жаргона, повторил:

— Сколько же тебе припаяли? Ну, на сколько лет засадили?

— А! Понимаю, — ответил Каупервуд. — На четыре года и три месяца.

Он решил не раздражать этого человека. Так будет лучше.

— За что? — полюбопытствовал Кьюби.

Каупервуд на мгновение растерялся.

— За кражу, — отвечал он.

— Ну, ты легко отделался! — заметил Кьюби. — Меня закатали на целый десяток. 
Судья попался дубина.

Кьюби никогда не слыхал о преступлении Каупервуда. А если бы и слыхал, не мог 
бы понять всех тонкостей его дела. Каупервуд не испытывал ни малейшего желания 
продолжать беседу, да и не знал, что говорить. Ему хотелось, чтобы этот субъект 
поскорее убрался отсюда. Но тот продолжал стоять. Лучше уж поскорее очутиться в 
камере наедине с собой!

— Да, это обидно! — посочувствовал он, и «староста» тотчас понял, что перед ним 
не свой брат арестант, иначе он не сказал бы ничего подобного.

Кьюби открыл краны. Каупервуд тем временем разделся и теперь стоял голый, не 
смущаясь присутствием этого дикаря.

— Не позабудь и башку ополоснуть! — сказал Кьюби и вышел.

Пока ванна наполнялась, Каупервуд размышлял над своей участью. Поразительно, до 
чего жестоко обходилась с ним судьба в последнее время. В отличие от 
большинства людей в его положении, он не терзался угрызениями совести и не 
считал себя виновным в бесчестном поступке. Ему просто не повезло. Подумать 
только, что он очутился здесь в этой огромной безмолвной тюрьме, что он 
арестант и должен теперь стоять возле этой отвратительной чугунной ванны, а за 
ним надзирает тронувшийся в уме преступник!

Он сел в ванну, наскоро помылся едким желтым мылом и вытерся грубым серым 
полотенцем, потом потянулся за бельем, но оно исчезло.

В эту минуту вошел Кьюби.

— Поди-ка сюда! — бесцеремонно позвал он.

Каупервуд нагишом последовал за ним Его провели через канцелярию в комнату, где 
были весы, измерительные приспособления, регистрационные книги и прочее. К нему 
снова подошел Кьюби, ожидавший у двери, а писарь, завидев его, машинальным 
движением взял чистый бланк. Кендал внимательно оглядел статную фигуру 
Каупервуда, начинавшего уже полнеть в талии, и мысленно отметил, что этот 
заключенный сложением выгодно отличается от большинства своих собратьев.

— Становись на весы! — скомандовал Кьюби.

Каупервуд повиновался. Надзиратель подвигал гирями и тщательно проверил цифры.

— Вес — сто семьдесят пять! — объявил он. — Теперь вот сюда!

Он указал на стену, по которой вверх от пола тянулась тонкая вертикальная 
планка семи с половиной футов в высоту. По ней скользила рейка, опускавшаяся на 
голову стоявшего у стены человека. Сбоку на планке были отмечены дюймы и доли